Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

Мы с моей женой Тоней приехали в Турин, в издательство, где выходил альбом с моими картинами. И мы узнаем, что сегодня Иосиф читает в театре Нобелевскую лекцию[51]. Звоним ему в отель, приходим. "Я, — говорит Иосиф, — только что из Испании, писал там эту лекцию". Вид у Иосифа ка- кой-то "пыльный": рыжеватый пиджачишко, рыжеватые башмаки, но что сразу видит Тоня: из-под полы пиджака болтается тряпка. "Что это у тебя, Иосиф?" — спрашивает Тоня. И он, ухмыляясь, машет рукой: "Так, подкладка кармана порвалась". Каково же было наше удивление, когда вечером, в набитом богато одетой публикой зрительном зале, на сцену с пачкой листков в руке поднимается наш новоявленный "нобель" в том же дневном обличье с висящей из-под полы подкладкой. После выступления в фойе начинается party. "Мы пойдем, — говорю я, — не будем тебе мешать". — "А куда вы идете?" — "Поужинать к издателю моего альбома". И вдруг: "А меня с собой можете взять?" — "Ты теперь важная персона, "нобель", тебя теперь везде можно брать", — смеюсь я. И мы тихо и сразу же смываемся.

Расскажите о ваших с ним встречах в Париже.

Как-то в Париже Иосиф вместе с Львом Лосевым и Вероник Шильц, если мне не изменяет память, пришел ко мне домой есть тещины пельмени с водкой. Я шутя спросил его, способен ли он сочинять экспромты. Он тут же, через пару секунд, на тещиной скатерти написал: "Здесь ел пельмени / готовый к измене / родины. / Иосиф Бродский".

Мне эти стишки сейчас, когда его нет, особенно дороги. Бывал я в Париже на его поэтических вечерах. Кстати, он уже не пел стихи, как раньше. А однажды даже читал стихи как прозу, не разбивал на рифмованные строки, не педалировал рифму, а терял ее.

Говорили ли вы с ним о других поэтах?

Навряд ли ему было интересно разговаривать о других поэтах со мной, но одно помню абсолютно точно. Когда умер Высоцкий, я спросил у Бродского, что он думает о Высоцком, останется ли Высоцкий в русской литературе. На что Бродский тогда мне ответил следующее: "Ну в литературе вряд ли, может быть, в фольклоре". Это буквальные его слова.

Что вы знаете о дружбе-соперничестве между Евтушенко и Бродским? По рассказам Рейна, Евтушенко старался помогать Бродскому после освобождения из ссылки в 1965 году.

По рассказам Евтушенко, он непосредственно принимал участие в освобождении Бродского. Осенью 1965 года, сразу после возвращения Бродского из ссылки, Бродский, Найман и Евтушенко провели вечер за мирным ужином в моей квартире в Тушино.

Я был всю свою жизнь дружен с Евгением Евтушенко. Насколько я понимаю, Бродский внутри себя очень враждовал с Евтушенко. Но я абсолютно уверен в том, что Евтушенко не испытывал к Бродскому никакой вражды. Я довольно хорошо знаю Евтушенко, он человек очень доброжелательный. А вот со стороны Бродского, мне кажется, была явная агрессивность. Чем она была вызвана? Я думаю, что они были слишком противоположными поэтами, поэтами-антиподами. А Бродский как более молодой отстаивал свой новый путь. Это была, я это так понимаю, точка зрения, а не ненависть. Это была неприязнь нравственного плана. По-видимому, Бродскому претило то, что Евтушенко был весьма преуспевающим поэтом в СССР, публиковался гигантскими тиражами, был богат, разъезжал месяцами по всему белому свету, о чем и во сне не могло присниться обычному советскому человеку. Бродского Евтушенко раздражал. Очень часто он бывал по отношению к нему в высшей степени несправедлив. К примеру, Евтушенко обращается в "инстанцию" с просьбой-советом выпустить Бродского за границу: "Не держите его, отпустите его, он хочет уехать". А Бродский, уже попав в Штаты, перевернул все наизнанку: "Меня Евтушенко советовал выгнать в шею". И еще. Для Бродского поэзия была делом элитарным. Читать стихи, как Евтушенко, на стадионах было, с его точки зрения, кощунством, издевательством над поэзией, которая пишется для узкого круга знатоков, а не для многотысячной толпы, мало что понимающей к тому же.

Почему, вы думаете, Бродский демонстративно вышел из Американской Академии, когда в нее приняли Евтушенко?

Я уже частично выше ответил на этот вопрос. Выход из Академии — продолжение борьбы за свою точку зрения, а знаменитый Евтушенко — заметная мишень. Вообще Бродский не был этаким ангелом и мог позволить себе достаточно грубую выходку.

Изменился ли Бродский после получения Нобелевской премии?