29 января Бродского вызывают в ленинградский КГБ, а дома у него производят обыск. Два следующих дня он проводит во внутренней тюрьме КГБ на Шпалерной улице[145]
. Однако дело заканчивается ничем — времена все еще относительно вегетарианские, и КГБ не заводит дело о «мыслепреступлении», выражаясь оруэлловским языком. Однако внимание к Бродскому становится прицельным, а изъятые во время обыска стихи и дневник через год послужат материалом для пасквиля «Окололитературный трутень».Документы свидетельствуют о том, что наблюдение за поэтом продолжалось. Так, например, в КГБ поступают данные «о встречах Бродского в марте 1962 года со стажером США в Ленинградском университете Ральфом Блюмом, от которого Бродский получил какую-то книгу»[146]
.Все эти детали важно иметь в виду, поскольку Ахматова считала, что последующие события — суд по обвинению в тунеядстве и ссылка в Архангельскую область — произошли главным образом из-за дружбы Бродского с ней. Сам поэт вспоминал об осени 1963 года: «Мы виделись тогда по два раза в день, это продолжалось всю осень и прекратилось только потому, что меня арестовали. Она чувствовала себя виноватой, так как считала, что меня взяли из-за нашей дружбы. Не думаю, что это так»[147]
. В свете этой реплики Бродского и сказанного выше понятно, что дружба с Ахматовой если и повлияла как-то на выбор Бродского властями в качестве жертвы, то была далеко не главной причиной этого. Как позже шутил сам поэт, «на каждого месье — свое досье», и его досье чекисты начали заполнять еще до встречи с Ахматовой.Но если эта встреча не сильно повлияла на появление «дела Бродского», то влияние Ахматовой на формирование почвы для его поэтического творчества оказалось очень важным. Однако, прежде чем перейти к истории встречи двух поэтов в августе 1961-го и их последующей дружбы, нужно сказать несколько слов о том, кем — вопреки ждановскому постановлению — была Ахматова для молодежи конца 1950 — начала 1960-х.
Это было время, когда стихи Ахматовой после долгого перерыва снова начали печатать в советских газетах и журналах: «четыре — в 1956, двадцать одно — в 1957, восемнадцать — в 1960, восемь — в 1962, двенадцать — в 1963, двадцать четыре — в 1964, семь — в 1965»[148]
.В 1961 году вышел сборник стихотворений Ахматовой в серии «Библиотека советской поэзии». И хотя он не давал сколько-нибудь истинного представления о творчестве Ахматовой 1930–1950-х годов, сборник стал знаком ее санкционированного возвращения в мир советской поэзии. Ахматову сново можно печатать, и в оставшиеся пять лет ее жизни стихи стали появляться в литературных журналах, а в 1965 году вышла книга «Бег времени», которая представляла поэзию поздней Ахматовой уже более полно, хотя все равно в урезанном виде.
Для многих молодых людей — и не только поэтов, но инженеров, учителей, врачей, всех, кого интересовала литература — Ахматова стала главным представителем исчезнувшей русской культуры, связующим звеном между застывшей советской современностью и Серебряным веком русской литературы и искусства. А еще — одним из самых ярких представителей культуры, именно петербургской. Корней Чуковский писал: «Архитектура и скульптура ей сродни. Из ее стихов то и дело встают перед нами то „своды Смольного собора“, то „гулкие и крутые мосты“, то „надводные колонны на Неве“ <…> Она и сама в своем творчестве зодчий»[149]
. Многие стремятся встретиться с ней в Ленинграде и Москве, и она всегда открыта для этих встреч. Приведу несколько свидетельств современников, которые помогут понять контекст знакомства Ахматовой и Бродского.Анатолий Найман пишет: «Я познакомился с Ахматовой осенью 1959-го, мне исполнилось 23 года. Были общие знакомые, повод нашелся. К тому времени я уже несколько лет писал стихи, мне хотелось, чтобы Ахматова услышала их. И мне хотелось, чтобы они ей понравились»[150]
.Людмила Сергеева, жена поэта и переводчика Андрея Сергеева, ставшего в середине шестидесятых другом Бродского, вспоминает о том, что Сергееву очень хотелось познакомиться с Анной Ахматовой, и, наконец, он получил от Михаила Ардова ее телефон. Она остановилась, как часто делала во время приездов в Москву, в квартире Ардовых на Ордынке. Телефон Ардов продиктовал со словами, что звонить нужно не рано и «Анна Андреевна принимает всех». Было это в 1960 году.
«Когда Анна Андреевна подошла к телефону, Андрей выпалил: „Анна Андреевна, здравствуйте. С вами говорит Андрей Сергеев, я пишу стихи. Мне бы хотелось вам почитать“. Густой, обволакивающий голос Ахматовой, который слышу и я. „Пожалуйста, приходите“. — „Когда?“ — „Сейчас. Только я позову к телефону кого-нибудь из более нормальных людей, они вам объяснят, как добраться“». Они говорили «о самом главном — о силе и ответственности поэтического слова, которое и ведет за собой по жизни»[151]
.