Иосиф Флавий. История про историка

Вне сомнения, это была победа, значительно укрепившая дух иерусалимцев и вселившая в них надежду на то, что римляне в конце концов отступят. Защитники города торжествовали, но Иосиф снова спешит с комментарием, поясняя, что это ликование было связано с тем, что Симон бар Гиора и другие руководители обороны оказались не в состоянии трезво оценить сложившуюся ситуацию. А кроме того, они совершенно не жалели ни своих бойцов, ни мирных жителей и с легкостью готовы были пожертвовать их жизнями, так как понимали, что терять им уже нечего, — даже если Тит даст обещание пощадить население в случае сдачи города, они будут в любом случае казнены как мятежники. И, разумеется, во всем происходящем Иосиф снова видит руку Всевышнего, Который по Своему желанию то просветляет, то ослепляет разум лидеров нации: «Бог за их грехи помрачил их ум, и они не видели, что изгнанные отряды составляли только маленькую часть римской армии, и не замечали прокрадывавшегося к ним голода. Они сами продолжали еще насыщаться воплями граждан и питаться кровью обывателей! Лучшие же люди давно уже испытывали недостаток во всем, даже в самых необходимейших жизненных продуктах. Но в гибели людей мятежники усматривали только облегчение для самих себя; только тех они считали достойными жизни, которые знать не хотели о мире и жили для того, чтобы бороться с римлянами; а если иначе рассуждавшая масса погибала, то они только радовались этому, как освобождению от тяжелой ноши. Так они относились к жителям города. Римлян же, если только те пытались вновь вторгнуться в город, они вооруженной рукой отбивали и своими телами затыкали отверстия в стене. Три дня они так держались, храбро сопротивлялись. Но на четвертый день геройский удар Тита был для них слишком силен: они были отброшены и потянулись на свою прежнюю позицию, Тит тогда опять овладел стеной и на этот раз приказал снести всю северную ее часть. В башнях южной стены он поместил гарнизон и стал подумывать о взятии приступом третьей стены» (ИВ, 5:8:2).

Обратим внимание: Иосиф уже не в первый раз изображает руководителей восстания как совершенно аморальных, беспринципных людей, готовых воевать, забрасывая врага трупами своих соотечественников и даже якобы радуясь большим потерям среди своих.

Но следует помнить, что сами эти лидеры не оставили нам никаких записей, ничего не сказали и уже ничего не могут сказать в свою защиту. Позиция же Иосифа — это позиция коллаборациониста, и он, безусловно, пристрастен и с личной, и с политической, и с военной точки зрения. Да и вдобавок ко всему подцензурен.

Вне сомнения, у лидеров восстания были и принципы, и высокие идеалы, главным из которых был идеал свободы и независимости своего народа. И, вне сомнения, им было что сказать — и они еще это скажут устами руководителя обороны Масады Элазара. Но сказано это будет опять-таки словами Иосифа, в душе которого, как мы уже не раз отмечали, шла тяжелая борьба рационально мыслящего сторонника «партии мира» и беззаветного патриота, временами мечтавшего оказаться по другую сторону фронта и встать на стену Иерусалима вместе с другими его защитниками.

Но когда он говорит, что над столицей его Иудеи в те дни уже замаячил призрак голода, с каждым часом все больше обраставший плотью, он, безусловно, говорит правду. Хотя эта правда все еще не означала, что судьба Иерусалима была предрешена.

* * *

Это, кстати, понимал и Тит. Он решил на какое-то время приостановить боевые действия и начать раздавать жалованье своей армии, превратив этот процесс в грандиозный военный парад, призванный продемонстрировать иерусалимцам всю мощь стоящей под их стенами армии.

Для раздачи жалованья легионы были выстроены в боевой порядок, расчехлив обычно зачехленные щиты и до блеска надраив амуницию. Всадники, также в полном вооружении, стояли, взяв под уздцы коней, накрытых попонами и выглядевших очень эффектно. Все это происходило всего на расстоянии полета стрелы от стен города, и евреи высыпали на них и на северную стену Храма, чтобы затаив дыхание следить за разворачивающимся на их глазах зрелищем.

Было ли им страшно? Вне сомнения — причем как за себя, так и за свои семьи.

Готовы ли они были после такого устрашения сдаться на милость победителей? Как выясняется, нет, и можно долго спорить о том, было ли это связано с безумным упрямством их предводителей, безжалостно подавлявших любые пораженческие настроения, или же они были солидарны со своими лидерами, убежденные, как и последние, в правоте своего дела и в том, что Бог выступает на их стороне и в конце концов обязательно пошлет им спасение.

Как бы то ни было, парад с раздачей жалованья продолжался в течение четырех дней, и все эти дни Тит ждал, когда же возле его лагеря появятся парламентарии от иудеев. На пятый день, так этого и не дождавшись, он отдал приказ строить осадные валы, но одновременно поручил Иосифу попытаться еще раз вступить в переговоры с осажденными и убедить их сдаться в обмен на сохранение жизней.