Иосиф Флавий. История про историка

По мере усиления голода люди уже не могли думать ни о чем, кроме еды; у них притуплялись все обычные чувства, а многие просто теряли человеческий облик. Иосиф рисует необычайно яркую картину происходящего — так, словно был ее очевидцем: «Жалкое было питание, и сердце сжималось при виде того, как более сильные забирали лучшую часть, тогда как слабые изнемогали в отчаянии. Голод господствовал над всеми чувствами, но ничто не подавлялось им так сильно, как чувство стыда; все, что при обыкновенных условиях считается достойным уважения, оставлялось без внимания под влиянием голода. Жены вырывали пищу у своих мужей, дети у своих родителей и, что было немилосерднее всего, матери у своих бессловесных детей; любимые детища у них на руках умирали от голода, а они, не робея, отнимали у них последнюю каплю молока, которая могла бы еще продлить им жизнь. Но и с такими средствами питания они не могли укрыться — мятежники подстерегали их повсюду, чтобы и это похитить у них. Запертый дом служил им признаком того, что обитатели его кое-что поедают; внезапно они выламывали двери, вторгались вовнутрь и вырывали у них кусок почти из глотки. Стариков, цепко державшихся за свою пищу, они били беспощадно, женщин, скрывавших то, что имели в руках, волочили за волосы; не было сожаления ни к почтенной седине, ни к нежному возрасту; они вырывали последние куски и у детей, которых швыряли на землю, если те не выпускали их из рук. С теми, которые, для предупреждения разбойников, наскоро проглатывали то, что в противном случае было бы у них похищено, они поступали еще суровее, точно у них отнималось неотъемлемо им принадлежащее. Пытки ужасного рода они изобретали для того, чтобы выведать места хранения припасов: они затыкали несчастным срамные отверстия горошинами и кололи им заостренными палками в седалище. Иные подвергались неимоверным мучениям только из-за того, чтоб они выдали кусок хлеба или указали на спрятанную горсточку муки…» (ИВ, 5:10:3).

При этом Иосиф бросает в адрес лидеров восстания и их солдат еще одно тяжкое обвинение: «Пытавших можно было бы назвать менее жестокими, если бы их поступки были вызваны нуждой; но они не терпели голода, а стремились на ком-либо вымещать свою свирепую злобу и хотели при этом заготовить себе припасы на будущее. Бывали смельчаки, которые ночью прокрадывались чуть ли не до римского лагеря и там собирали дикие овощи и травы; но возвратившись с добычей, довольные тем, что спаслись от рук неприятеля, они подвергались нападению своих же людей, которые всё у них отнимали и не оставляли им ничего, если даже те молили и именем Бога заклинали уделить им хоть часть того, что было добыто ими с опасностью жизни: ограбленный должен был довольствоваться тем, что ему по крайней мере жизнь пощадили» (ИВ, 5:10:3).

Одновременно в городе усилились репрессии. Командование повстанцами было охвачено шпиономанией, и любого, в ком подозревали римского агента или просто считающего, что следует сдать город римлянам, немедленно арестовывали и почти всегда тут же казнили без всякого следствия и суда. Так был схвачен и казнен вместе с тремя сыновьями бывший первосвященник Матфей — его не спасло даже то, что именно он в свое время призвал горожан открыть ворота Симону бар Гиоре. Не исключено, что причиной его ареста стало то, что четвертый сын Матфея бежал к римлянам.

Симон отказался даже выслушать оправдания Матфея, а когда тот стал молить пощадить его сыновей, дал приказ сначала убить юношей на глазах у отца, а затем уже умертвить и последнего. Палач Ханан убивал их с усмешкой, сопровождая ее словами: «А ну посмотрим, помогут ли тебе те, к кому ты хотел бежать!» После казни Симон запретил хоронить тела Матфея и его сыновей, а затем таким же образом казнил еще 17 видных служителей Храма.

Казнь ждала и любого, кто пытался покинуть город, а также членов его семьи — таким образом Иоанн и Симон боролись с дезертирами.

Со временем среди пленников римлян стало много простолюдинов, которые отнюдь не собирались перебегать в стан врага, а просто выбирались в окрестности города в поисках чего-либо съестного, не желая примириться с тем фактом, что римляне уже вырубили и выжгли всю растительность, а также уничтожили всю живность. При пленении они, как правило, оказывали сопротивление, и это вызывало подозрение: не являются ли они разведчиками или диверсантами, и потому Тит приказал подвергать их сначала пыткам с целью вызнать ценные сведения о положении дел в Иерусалиме, а затем распинать напротив стен города — для устрашения населения.

Солдаты исполняли этот приказ с радостью, так как к этому времени ненавидели евреев за оказанное ими сопротивление смертельной ненавистью. Вскоре все пространство перед городом оказалось усеянным крестами с распятыми, и римлянам уже не хватало крестов для новых казней. При этом, извращаясь в своей жестокости, солдаты забавлялись тем, что распинали пленников в самых разных позах. Когда и эта мера никак не повлияла на осажденных, Тит велел отрубать пленникам руки и в таком виде отсылать их обратно в город.