Иосиф Флавий. История про историка

Мнения членов совета разделились. Одни предлагали немедленно начать массированный штурм города всеми имеющимися силами, так как осажденные, по их мнению, просто не выдержат такого удара.

Однако Тит прекрасно понимал, что, во-первых, такой штурм будет сопровождаться колоссальными потерями, чего ему не хотелось, а во-вторых, евреи уже доказали, что являются прекрасными воинами, а потому нельзя не принимать в расчет и той вероятности, что штурм может окончиться неудачей. Неудача эта будет означать поражение во всей войне — и тогда он не только покроет свое имя несмываемым позором, но и поставит под угрозу власть своего отца над Римом и все надежды создать новую императорскую династию.

Те же командиры, которые уже успели понять, с каким сильным и опасным противником они имеют дело, предлагали больше не предпринимать никаких действий и даже не строить новых валов, а просто окружить город со всех сторон, встать поодаль, пока голод и внутренние распри между евреями не сделают за римлян бо`льшую часть работы.

Выслушав все эти советы, Тит выбрал срединный путь: он решил окружить город со всех сторон обводной стеной, заперев таким образом его жителей и окончательно лишив их надежды на подвоз продовольствия и вообще какую-либо помощь, и одновременно сделать эту стену тем плацдармом, с которого будет осуществлен штурм города.

В самом этом решении не было ничего нового: именно такие стены возводил Юлий Цезарь вокруг вражеских населенных пунктов во время Галльской войны, так что технология их строительства и дальнейшего использования для штурма была отработана. Но в то же время еще никогда прежде римлянам не приходилось строить подобную стену вокруг такого большого города, как Иерусалим. Тем не менее решение главнокомандующего было воспринято армией с ликованием, и солдаты и вспомогательные войска с энтузиазмом принялись за строительство стены, веря, что она приблизит окончание войны, которая уже измотала их до предела.

Тит лично контролировал и направлял ход строительных работ, которые шли поистине рекордными темпами.

«От ассирийского стана, где находился его собственный лагерь, он вел стену в нижнюю часть Нового города, отсюда, через Кидрон, на Елеонскую гору, огибал гору по южному склону ее до утеса Перистереона и ближайшего к нему холма, подымающегося через долину у Силоамского источника, оттуда он направил ее опять к западу в долину того же источника; затем стена подымалась по направлению к усыпальнице первосвященника Анана и, обняв гору, на которой некогда расположился лагерем Помпей, обратилась к северу, мимо деревни Эребинтона, охватила затем памятник Ирода и примыкала опять к востоку, к лагерю Тита, где она началась. Стена имела тридцать девять стадиев в окружности. Снаружи к ней пристроены были тринадцать сторожевых башен, объем которых, в общей сложности, достигал десяти стадиев. В три дня воздвигнуто было это сооружение. Дело, для которого целые месяцы не могли бы считаться чересчур продолжительным сроком, окончено было с такой быстротой, которая превосходит всякое вероятие», — сообщает Иосиф (ИВ, 5:12:2).

Теперь, констатирует он далее, «всякий путь спасения был отрезан иудеям», а число умирающих от голода, трупы которых просто сбрасывались со стены в пропасть, день ото дня росло. Вскоре все пропасти оказались переполнены разлагающимися трупами, из которых вытекали реки гноя и исходил невыносимый смрад. По словам Иосифа, оказавшись перед одной из таких пропастей, Тит якобы вознес руки и призвал Бога в свидетели, что не он виновен во всем этом.

Но даже если это и в самом деле было так, иначе как лицемерным этот жест не назовешь: в конце концов не евреи пришли на римскую землю, а движимые своими имперскими амбициями римляне на еврейскую. У Тита, безусловно, была возможность открыть то, что в наши дни называется «гуманитарным коридором», но он этого не сделал.

Иосиф же снова обращает свой упрек к жестоковыйным защитникам города, которых иначе как «разбойниками» он не называет. Он обвиняет их в том, что в своем упорстве и жестокости по отношению к своим согражданам они не знали «ни сожаления, ни раскаяния». И это тоже справедливое замечание: даже если бы Тит согласился на открытие такого коридора, если верить тому, что ранее было сказано Иосифом, Симон и Иоанн вряд ли разрешили бы им воспользоваться. В этом и заключается вся трагичность и безысходность положения, в котором оказались жители Иерусалима.

Эта ситуация не могла не породить ропот внутри армии Симона бар Гиоры и рано или поздно не привести по меньшей мере к попытке заговора. Иосиф рассказывает о такой попытке, предпринятой одним из офицеров бар Гиоры Иегудой бен Иегудой, который решил открыть римлянам ворота и тем самым спасти и себя, и город.