17 таммуза по еврейскому календарю, то есть 19 июля 70 года, произошло еще одно историческое событие, которое до сих пор в знак горькой памяти о нем отмечается в иудаизме дневным постом.
В этот день впервые за пятьсот с лишним лет существования Второго Храма были прекращены ежедневные обязательные жертвоприношения. Причем дело было не в том, что в Храме кончились животные для их совершения: несмотря на охвативший город голод, животных для этих целей сохраняли. Но сам ритуал жертвоприношения требовал задействования немалого количества священнослужителей, а коэны, сохраняя животных для исполнения заповеди, сами голодали и умирали от голода. В результате в Храме образовалась резкая нехватка священников, а так как кроме прямых потомков Аарона приносить жертвы не имел права никто, то их и были вынуждены прекратить.
Будучи коэном, Иосиф воспринял эту весть как величайшую трагедию. Хотя он сам об этом не пишет, мы можем предположить, что он бросился к Титу, стал объяснять ему важность жертвоприношений, умолять что-нибудь предпринять для их возобновления. И Тит разрешил Иосифу предложить Иоанну задействовать коэнов из числа пленных (а их хватало, и среди них были и бывшие первосвященники, и их сыновья), а заодно предпринять еще одну попытку спасти Храм.
Иосиф направился к храмовой стене, выбрал безопасное место и вступил в одну из своих последних перепалок с Иоанном Гисхальским.
Суть переданного Иосифом предложения Тита заключалась не только в готовности прислать пленных коэнов для продолжения храмовой службы, но и в том, чтобы Иоанн, если уж он так хочет сражаться до конца, оставил со всей своей армией территорию Храма, вышел за его границы и сразился бы с римлянами лицом к лицу. Понятно, что исход такой битвы был предрешен хотя бы из-за огромного численного перевеса римлян, и вряд ли стоит удивляться тому, что Иоанн в ответ осыпал своего давнего личного врага оскорблениями и проклятиями, а затем заявил, что так как Иерусалим принадлежит Богу, то он не опасается его разрушения, поскольку Бог сможет защитить Свой город.
И тут Иосиф стал говорить о том, что после того, как Иоанн со своими людьми осквернил Храм своими деяниями, преступил через все законы и запреты, через которые только можно было преступить, Храм уже перестал быть «домом Всевышнего», а Иерусалим — Его городом, и теперь гибель последнего как проявление гнева Творца на избранный им народ становится почти неизбежной. Сейчас он, Иосиф, предпринимает последнюю попытку, чтобы это предотвратить.
Иосиф произносил эту свою речь не на арамейском, а на иврите — языке Священного Писания, видимо стараясь подчеркнуть, что на этот раз он говорит с Иоанном как священнослужитель, а не как политик и перебежчик к римлянам. На этом языке его речь, с обычным для него привлечением примеров из истории и Священного Писания, звучала куда более мощно и значительно, и это был, вне сомнения, очень удачный прием.