Но и оппоненты противников Иосифа правы, когда указывают на то, что выдвигаемые против него обвинения выглядели голословными, а комиссия была изначально предвзятой. Подобная критика в адрес Иосифа раздавалась и при его жизни, и, отвечая на нее, он писал: «Будучи около тридцати лет, в каковом возрасте, даже воздерживаясь от беззаконных вожделений, трудно избежать клеветы завистников, тем более имея большую власть, я не опозорил ни одну женщину и презирал всякие дары как не имеющий в них нужды — и даже не принимал у приносивших десятину, которая полагалась мне как священнику. Однако победив сирийцев, населяющих окрестные города, я взял часть из добычи и признаю, что послал ее в Иерусалим родственникам. И дважды взяв штурмом Сепфорис, четырежды Тивериаду и один раз Габару, а также захватив Иоанна, который неоднократно злоумышлял против меня, я не стал мстить ни ему, ни какому-либо из названных племен, как будет показано в дальнейшем. Поэтому, я думаю, Бог (ибо не укрываются от Него поступающие как должно) и от их рук избавил меня, и затем сохранил среди многих опасностей» (ЖО, 15:80–83).
Дальнейшие события, о которых мы опять-таки знаем прежде всего из автобиографии самого Иосифа, если не полностью, то отчасти подтверждают эти его слова.
Получив письмо отца, Иосиф объявил друзьям, что спустя три дня собирается покинуть Галилею и вернуться в Иерусалим, а также позаботился о том, чтобы весть о его «решении» быстро разошлась по всем уголкам Галилеи. Встречено это было населением отнюдь не с ликованием, а наоборот — со страхом и горечью. Как оказалось, большинство жителей по достоинству оценили тот относительный покой и порядок (пусть и ценой прямого подкупа разбойников), который навел Иосиф, и многие опасались, что с его отставкой снова возобновятся грабежи на дорогах и разбойничьи налеты на деревни. Тысячи людей начали стекаться в расположенную неподалеку от Сепфориса деревеньку Асохис, где в тот день остановился Иосиф, чтобы умолить его остаться на посту коменданта. И это было лучшее доказательство того, что Иосиф и в самом деле является популярным народным лидером.
Сам он, зная, что посланцы Иерусалима вот-вот должны появиться в Галилее, и гадая, чем же все это в итоге обернется, тем не менее отправился спать и увидел сон, который расценил как пророческий.
Во сне Некто подошел к его постели и сказал: «Освободи душу от печалей, человече, и избавься от всякого страха. Ибо то, что огорчает тебя, сделает тебя величайшим и во всем счастливейшим. Ты добьешься успеха не только в этом, но и во многом другом. Не страдай: но помни, что тебе еще нужно воевать с римлянами».
Пробудившись от этого сна, Иосиф пребывал в отличном настроении, так как увидел в нем ясный знак, что он сможет расстроить все козни своих противников. Эта уверенность укрепилась, когда собравшаяся на поле возле Асохиса толпа встретила его восторженными криками, а затем умоляла остаться и не бросать Галилею на произвол врагов и разбойников. Многие из собравшихся, включая женщин и детей, подкрепили эту мольбу тем, что встали на колени. Затем раздались гневные крики в адрес иерусалимских властей, намеренных отозвать такого толкового правителя области, и завершилось все тем, что с Иосифа стали требовать клятвы, что он никуда не уедет. И Иосиф поклялся — исключительно, как он уверяет, из «жалости к народу» и из понимания, что «стоит ради такого множества претерпеть и явные опасности». Ну и заодно потребовал, чтобы собравшиеся сформировали ополчение из пяти тысяч воинов, пропитание которых обеспечивали бы их родные города и деревни.
С учетом имевшейся у него трехтысячной личной гвардии, под началом Иосифа оказалось восемь тысяч человек — совсем немалое войско.
С этой армией он направился в сторону северной границы с Галилеей, к Птолемаиде-Акко, где как раз появился римский офицер Плацид с двумя когортами пехоты (то есть примерно с 720 воинами) и несколькими сотнями конницы. По заданию губернатора Сирии Цестия Галла римляне стали возводить вал — по версии Иосифа, чтобы использовать его как плацдарм для нападения на ближайшие населенные пункты Галилеи. Хотя не исключено, что и наоборот — для обороны Птолемаиды на случай вылазки евреев, а может, и для того и для другого одновременно.
Иосиф разбил свой лагерь в нескольких километрах от римского. Началось затяжное противостояние, в ходе которого евреи и римляне не раз выходили друг против друга, но дальше обстрелов из пращей и луков дело так и не дошло.
По признанию самого Иосифа, его уход с армией в сторону Птолемаиды был лишь отвлекающим маневром — чтобы не сталкиваться до времени с прибывшей в Галилею комиссией. Так что не исключено, что это не Плацид спровоцировал его на небольшую позиционную войну, а он Плацида.