9 мая 1928 года появилось совместное постановление ЦИК и Совнаркома «О трудовой мобилизации и трудовой повинности во время войны». Советская власть прямо обращалась к опыту царского правительства: в случае военного конфликта предполагались трудовая мобилизация и использование труда военнопленных.
В начале тридцатых была введена уголовная ответственность за выпуск недоброкачественной продукции. В случае увольнения рабочих лишали продовольственных и промтоварных карточек, жилья. Рабочих, которые когда-то служили в Белой армии, лишили пенсий (
3 марта 1931 года Сталин и Молотов подписали постановление ЦК и правительства, запрещающее назначать рабочих на советскую работу: закончилась эра выдвижения пролетариата на руководящие посты.
Противоречия между военным наркоматом и Наркоматом тяжелой промышленности возникали постоянно. Но давить на военную промышленность было еще труднее, чем на финансистов.
Высший совет народного хозяйства, руководивший всей промышленностью страны, возглавлял член политбюро и оргбюро Валериан Владимирович Куйбышев. После его смерти в ноябре 1930 года — Серго Орджоникидзе. А он поначалу вообще был более близким к Сталину человеком, чем Ворошилов, и его слово на заседаниях политбюро звучало авторитетно.
Число предприятий и учреждений военной промышленности в 1929—1933 годах удвоилось. Но продукция оборонной промышленности была низкого качества, с браком.
Заместитель наркома тяжелой промышленности Иван Петрович Павлуновский докладывал в июне 1933 года Орджоникидзе:
«За последние годы проделана большая работа по техническому переоснащению орудийных заводов. Завезено громадное количество нового импортного оборудования, а такие заводы, как «Баррикады» и строящийся Сормовский, целиком оснащены новой техникой. Основная проблема — отсутствие налаженного технологического процесса массового производства.
Орудийные заводы и до настоящего времени производят свою продукцию в основном теми же методами, которыми орудия делались десятки лет назад...»
Обращаясь к тому же Орджоникидзе, Ворошилов публично говорил:
— Мы до сих пор, — товарищ Серго может с этим не согласиться, но я считаю, что это именно так, — подчас оплачиваем промышленности ее плохую работу, ее неумение организованно вести дело.
Заместитель наркома обороны Михаил Тухачевский на XVII съезде партии в январе 1934 года жаловался:
— Мне приходилось бывать на капиталистических фабриках, и я видел, что, когда инженер обходит станки, он обращает внимание на то, как осуществляется технический контроль, потому что слишком дорого запускать дальше запоротую деталь. У нас на многих заводах, наоборот, на контроль не обращают никакого внимания. Многие директора заводов сознательно ослабляют технический контроль, лишь бы было бы побольше продукции, а с качеством потом разбирайся...
Для стенографического отчета речь Тухачевского сильно сократили, чтобы не огорчать партийную массу конкретными примерами полной незаинтересованности социалистической оборонной промышленности в высококачественном производстве.
Уже в тридцатых годах стала ясна другая проблема, которая подрывала обороноспособность государства, — отсутствие запасных частей к боевой технике.
Ворошилов говорил об этом с некоторым недоумением:
— Выполнить заказ на танк, трактор, автомобиль, самолет и прочее все стараются. За невыполнение этих заказов греют, за выполнение хвалят. А запасные части, которые также должны быть поданы промышленностью, — это в последнюю очередь.
Выпускать запчасти в социалистическом хозяйстве было невыгодно. Несмотря на все усилия Сталина и правительства, ничего изменить не удалось. В 1941 году на вооружении Красной армии находилось огромное количество боевой техники, но немалая часть оказалась бесполезной грудой металла из-за отсутствия запчастей.
В качестве арбитра между военными и промышленниками выступал генеральный секретарь, к которому постоянно обращался Ворошилов. Но до 1933 года генеральный секретарь к военным делам относился без особого интереса.
27 сентября 1931 года Сталин из отпуска отправил шифровку Кагановичу, Молотову, Ворошилову: «Шумиха и треск в нашей печати по поводу маневров наших войск приносит нам вред. Нельзя ли их прекратить немедля? Непонятно, откуда только берется у большевиков мещанское стремление к шумихе и показному блеску».
В двадцатых годах внешнюю политику Москвы определяла неуверенность в собственных силах. Боязнь того, что\ новая война может привести к свержению слабого еще социалистического режима (царизм пал в результате Первой мировой), подталкивала руководство страны к нормализации отношений с соседями.
В июле 1932 года Сталин писал из Сочи своим ближайшим сотрудникам Кагановичу и Молотову:
«1) Был у меня Ворошилов. Сошлюсь на некоторые пункты (причем решающее слово остается, конечно, за политбюро):