Впрочем, и откровенно неправильные решения генсека не вредили его авторитету. Для людей далеких от власти Сталин оставался великим вождем, божеством. Они сохранили веру в гений Сталина даже после поражений сорок первого.
Военный писатель Иван Фотиевич Стаднюк отступал от Минска. В книге «Исповедь сталиниста» он пишет о себе:
«Я относился к категории тех самонадеянных, воспитанных на лозунгах и политических догмах молодых людей, которые даже в пору прорыва немецких войск к Москве были уверены в незыблемости Советской власти, происшедшее на фронтах оценивали как случайность, временный недосмотр нашего командования или даже осмысленный стратегический замысел Сталина».
Для многих военных возможность увидеть вождя была счастьем, о котором они вспоминали всю свою жизнь.
Генерал-майор Николай Сергеевич Осликовский в сорок первом командовал кавалерийской дивизией. Но после болезни его не допускали на фронт. Осликовский обратился с письмом к генерал-испек-тору кавалерии генерал-полковнику Оке Ивановичу Городовикову с просьбой вернуть его в родной кавалерийский корпус; (см. Красная звезда. 2003. 26 февраля).
Его просьбу уважили и назначили командиром 3-го гвардейского кавалерийского корпуса. По этому случаю генерала принял верховный.
Осликовский оставил записки «Моя встреча с товарищем Сталиным», которые заботливо хранились в семье:
«Прибыв в указанное время к маршалу Буденному, я от него узнал, что меня вызывает лично товарищ Сталин. Излишне говорить о том волнении и радости, которые охватили меня.
В кабинете маршала Буденного мы ждали звонка из Кремля. Около двух часов ночи позвонил товарищ Поскребышев.
Приехав в Кремль и пройдя в рабочие комнаты товарища Сталина, мы были приглашены в его кабинет. Войдя за товарищем Буденным в кабинет, я увидел товарища Сталина, стоявшего в своей обычной позе посредине кабинета.
Представился ему. Он поздоровался со мной, спросил, как чувствую себя после ранения, и предложил сесть. Когда я повернулся к столу, то увидел сидящими там товарищей Молотова, Берию, Маленкова. Мне пришлось сесть рядом с товарищем Молотовым. Товарищ Сталин несколько минут был занят разговором по ВЧ, а затем, подойдя к столу, объяснил, что я назначаюсь командиром 3-го кавалерийского корпуса под Сталинград, и спросил, справлюсь ли я с этой большой должностью.
Я ответил, что постараюсь оправдать доверие Родины и выполнить его, товарища Сталина, приказы.
Затем мне были вручены бумаги, и Сталин приказал дежурному генералу отправить меня на самолете под надежной охраной, простился и пожелал мне удачи.
Эта встреча служила мне путеводной звездой в самые тяжелые дни войны и послужит ею на всю жизнь».
После контузии Осликовский заикался. И он, представляясь Сталину, никак не мог выговорить ни слова. И Сталин, усадив генерала рядом с Молотовым, пошутил, что вы, мол, найдете общий язык. Молотов тоже заикался. Такого рода шутки считаются неуместными, но восторженный генерал даже не понял, что над ним издеваются, поскольку эти несколько минут рядом с вождем запомнились ему на всю жизнь.
Люди, которые постоянно общались со Сталиным, были достаточно циничны. Они демонстрировали полную преданность, но отнюдь не всегда проявляли рвение в исполнении служебного долга. Им это сходило с рук.
Маршал Конев говорил Константину Симонову, что в определенном смысле Сталин был очень доверчивым человеком. Доверчивость была оборотной стороной его мании величия. Он считал, что человек, которому он смотрит в глаза, не посмеет соврать вождю и скажет правду. И, поняв это, люди циничные, преданно глядя в глаза, преспокойно врали.
«Некоторые думают, что Сталин никогда ничего не забывал и упаси бог было не выполнить его указания, — писал тогдашний заместитель наркома обороны по тылу генерал Хрулев. — На самом деле это далеко не так. Ежедневно решая сотни больших и малых дел, Сталин подчас давал самые противоречивые указания, взаимно исключавшие друг друга. Поскольку обычно никаких стенограмм и протоколов при этом не велось, то некоторые его распоряжения оставались невыполненными. Конечно, те, кто в силу различных причин рисковал идти на это, имели наготове лазейку, чтобы свалить вину на другого...»
Сам Андрей Хрулев некоторое время входил в число сталинских любимцев.
21 июля Сталин назначил его заместителем наркома обороны и поручил подготовить проект решения ГКО о создании тыла Красной армии (см. Военно-исторический журнал. 2000. № 6). Через неделю Сталин получил документы. В тот вечер Москву бомбили, и совещание проходило в бомбоубежище на станции метро «Кировская». Сталин попросил Жукова просмотреть проект. Тот сказал, что не согласен:
— Тыловики хотят подмять под себя Генеральный штаб.
Сталин раздраженно сказал:
— Вы никакой не начальник Генерального штаба, а просто кавалерист и в таких делах мало понимаете.
1 августа Сталин подписал приказ № 0257 «Об организации Главного управления тыла Красной Армии».