Но Сталин мягко остановил, сказав, что о моих мероприятиях говорить не надо. Тем подчеркивалось доверие к командарму. В заключение разговора Сталин спросил, тяжело ли нам. Получив утвердительный ответ, он сказал, что понимает это:
— Прошу продержаться еще некоторое время, мы вам поможем...
Нужно ли добавлять, что такое внимание Верховного Главнокомандующего означало очень многое для тех, кому оно уделялось. А теплый, отеческий тон подбадривал, укреплял уверенность».
Рокоссовский не понимал, что в тот момент вождь зависел от своих генералов: его собственная жизнь висела на волоске.
Сталин вновь позвонил Рокоссовскому, когда немцы появились в районе Красной Поляны. Сталин боялся, что из Красной Поляны немецкая артиллерия сможет обстреливать столицу. Рокоссовский получил дополнительные силы для контратаки.
Впервые Рокоссовский написал хвалебные строки о Сталине в декабре сорок первого, когда контрнаступление под Москвой еще продолжалось. Тогда Константин Константинович согласился написать статью для «Красной звезды». В ней говорилось:
«Не раз и не два Верховный Главнокомандующий находил время для того, чтобы непосредственно снестись с частями, действующими на нашем участке фронта.
Это было в критические дни, когда мы отходили под напором превосходящих сил неприятеля. Неожиданно меня вызвали к телефону. Я услышал:
— Говорит Сталин. Доложите обстановку.
Подробно, стараясь не упустить ни одной мелочи, я обрисовал положение на нашем участке фронта. В ответ услышал спокойный голос:
— Держитесь крепче. Мы вам поможем.
Буквально на следующий день мы почувствовали эту помощь. Меры, принятые Сталиным, позволили нам прекратить отход и в конечном счете перейти в контрнаступление».
Получив статью, ответственный редактор «Красной звезды» Ортенберг отправил материал в набор и вечером переслал гранки в секретариат Сталина. Не был уверен, что получит ответ быстро и успеет напечатать статью в завтрашнем номере. Но Сталин сразу же прочитал статью Рокоссовского и не стал мешать генералу выразить свою любовь к вождю публично.
В час ночи Ортенбергу позвонил Поскребышев:
— Можете печатать. Сталин согласен.
Эту способность Сталина очаровывать Рокоссовский, простая душа, принял за чистую монету. И он боготворил Сталина. В декабре 1943 года Рокоссовского вызвали в Ставку. Вождь пригласил его поужинать. Это совпало с днем рождения Рокоссовского. Сталин предложил выпить за генерала. Константин Константинович до конца жизни помнил, какую честь оказал ему верховный...
А в сорок пятом Рокоссовский, конечно, решил, что это Жуков выпросил себе право взять Берлин и закончить войну. Константин Константинович не понимал, что Сталин во всех сферах жизни назначал руководителей по своему образу и подобию.
Рокоссовскому Сталин не жалел ни званий, ни орденов, ни теплых слов. Но на первую роль не выдвигал.
Полководцем номер один Сталин назначил Жукова и делал так, чтобы тот всегда был на главном направлении, чтобы люди верили: где Жуков — там победа. Поэтому брать Берлин мог только Георгий Константинович.
Впрочем, у Жукова была своя версия того, что произошло.
В начале октября 1944 года Жуков и Рокоссовский предложили прекратить выдыхающееся наступление на участке 1-го Белорусского фронта, чтобы дать войскам отдохнуть. Немцы упорно оборонялись и отбивали все атаки. Сталину не хотелось останавливаться. Он вызвал обоих в Москву.
Жуков развернул карту и начал докладывать.
Сталин нервничал: то к карте подойдет, то отойдет, то опять подойдет, пристально всматриваясь своим колючим взглядом то в Жукова, то в карту, то в Рокоссовского. Даже трубку отложил в сторону, что бывало всегда, когда он начинал терять хладнокровие и контроль над собой.
Жуков и Рокоссовский упорно стояли на своем, поэтому Сталин неожиданно прервал Жукова:
— Идите и еще раз подумайте, а мы здесь посоветуемся.
Через пятнадцать—двадцать минут к ним в комнату вошли Берия, Молотов и Маленков.
— Ну, что надумали? — поинтересовался Маленков.
— Мы ничего нового не придумали. Будем отстаивать свое мнение, — ответил Жуков.
— Правильно, — неожиданно сказал Маленков. — Мы вас поддержим.
Это означало, что Сталин передумал.
Когда Жукова и Рокоссовского вновь позвали в сталинский кабинет, вождь сказал:
— Мы тут посоветовались и решили согласиться на переход к обороне наших войск. Что касается дальнейших планов, мы их обсудим позже. Можете идти.
Все это, как показалось Жукову, было сказано далеко не дружелюбным тоном. Сталин почти не смотрел на маршалов. Георгий Константинович знал, что это нехороший признак...
На другой день вождь позвонил Жукову и сухо спросил:
— Как вы смотрите на то, чтобы руководство всеми фронтами в дальнейшем передать в руки Ставки?
Жуков понял, что вождь намерен упразднить институт представителей Ставки, которые координировали действия фронтов, и чувствовал, что эта идея возникла не только в результате вчерашнего спора. Война подходила к концу, осталось провести несколько завершающих операций, и Сталин наверняка хотел, чтобы проведение этих операций было связано только с его именем.