Иосиф Сталин, его маршалы и генералы

Вернувшись на службу за год до войны, Рокоссовский армию не узнал. Прежние командиры были уничтожены. На высшие посты выдвинулись новые люди. За три года, что Рокоссовский провел в заключении, они сделали фантастическую карьеру.

Белорусским особым военным округом командовал генерал Павлов, который у Рокоссовского командовал полком. Киевским особым военным округом командовал генерал Жуков, который у Рокоссовского был командиром полка.

А сам Константин Константинович вернулся на прежнюю должность — возглавил 5-й кавалерийский корпус, получил звание генерал-майора и стал выполнять приказы своих бывших подчиненных.

Рокоссовский и Жуков ровесники. Оба прошли через Первую мировую, правда, Жуков попал на фронт на два года позже. Оба служили в кавалерии — драгуны. Оба получили унтер-офицерские лычки. Но в Гражданскую Рокоссовский проявил себя быстрее, чем Жуков. В 1921 году он уже командовал бригадой, а Жуков всего лишь эскадроном. В 1930-м Рокоссовский командовал дивизией, Жуков был у него в подчинении. В мае 1936-го Рокоссовский получил кавалерийский корпус, Жуков командовал дивизией. Но уже через год арест оборвал карьеру Рокоссовского, а у Жукова начался стремительный взлет.

Перед самой войной, когда Жуков уже руководил Генеральным штабом, Рокоссовский получил приказ возглавить один из десяти механизированных корпусов, которые формировались на Украине. В конце 1940-го его послали командовать 9-м механизированным корпусом, который еще предстояло формировать. Для него это была неожиданность — всю военную службу он провел в кавалерии. Но он не успел получить положенные ему танки, технику и стрелковое вооружение.

Трудно сказать, как сложилась бы судьба Рокоссовского, если бы он в тридцать седьмом избежал ареста и в сорок первом командовал бы, скажем, округом. Может быть, и его сочли бы виновным в катастрофе и устроили бы над ним показательный суд, как над генералом Павловым. А может быть, под командованием Рокоссовского, как минимум, один из западных округов оказался бы более готовым к войне.

22 июня Рокоссовский безуспешно пытался связаться с Москвой, с округом, с армией. Связи не было. Никто ничего не знал. Он должен был действовать на свой страх и риск. Корпус был застигнут войной в момент формирования, получив лишь треть положенных ему танков.

Только на второй день войны Константин Константинович связался со штабом фронта. Он страдал из-за отсутствия информации о соседях, о положении на других участках фронта. Ему еще повезло, что главный удар немцы наносили южнее его корпуса...

Генерал получал сверху приказы, совершенно не отражавшие ситуации на фронте. Ему приказывали нанести контрудар, но он мог только обороняться.

Механизированный корпус Рокоссовского представлял собой слабое пехотное соединение, но не имел и положенного пехоте вооружения. А задача корпусу ставилась так, словно его полностью укомплектовали.

«О чем думали те, кто составлял подобные директивы, вкладывая их в оперативные пакеты и сохраняя за семью замками? — задавался вопросом Рокоссовский после войны. — Ведь их распоряжения были явно нереальными.

Зная об этом, они все же их отдавали, преследуя, уверен, цель оправдать себя в будущем, ссылаясь на то, что приказ для «решительных» действий войскам отдан. Их не беспокоило, что такой приказ — посылка мехкорпусов на уничтожение. Погибали в неравном бою хорошие танкистские кадры, самоотверженно исполняя в бою роль пехоты.

Даже тогда, когда совершенно ясно были установлены направления главных ударов, наносимых германскими войсками, а также их группировка и силы, командование фронта оказалось неспособным взять на себя ответственность и принять кардинальное решение для спасения положения, сохранить от полного разгрома большую часть войск, оттянув их в старый укрепленный район.

Уж если этого не сделал своевременно генеральный штаб, то командование фронта обязано было это сделать, находясь непосредственно там, где развертывались трагические события.

Роль командования фронта свелась к тому, что оно слепо выполняло устаревшие и не соответствующие сложившейся на фронте и быстро менявшейся обстановке директивы генерального штаба и Ставки. Оно последовательно, нервозно и безответственно, а главное, без пользы пыталось наложить на бреши от ударов главной группировки врага непрочные «пластыри», то есть неподготовленные соединения и части».

Войска были, но дивизии бросали в бой поодиночке, и они гибли. Сразу стало ясно, что приграничное сражение проиграно. Надо было, применяя подвижную оборону, отходить до того рубежа, на котором собрались бы свежие силы, способные к отпору, справедливо писал Рокоссовский.

Приказ «Стоять насмерть!», которым так любили хвастаться некоторые полководцы, отдать несложно. Сложнее создать для себя более выгодное положение, не ввязываясь в решительное сражение, отходить в глубь страны, мобилизуя силы и готовя ответный удар. Рокоссовский высоко оценивает действия Кутузова, который пошел даже на сдачу Москвы, видя, что уступает французам.