Он был славный. Добрый и простой. С таким человеком одинаково приятно говорить и о компьютерах, и о религии, и о юношеских эротических фантазиях. К тому же он был просто умен, да еще и не кичился этим. Как выразился бы один мой старый знакомый: "Где таких берут? Скажите, я еще возьму"…
Интересно, он знал какие у нас с Ежиком отношения? Наверное, догадывался. А скорее всего, она сама вдохновенно рассказала ему о том, какой я есть и с чем меня есть. Ну и ладно. Все равно я не мог на нее обижаться.
Да и на Антона не мог…
Не знаю почему.
Они так хорошо смотрелись. И Ежик была такая счастливая…
Елку наряжать доверили мне. Я собрал несколько пустых сигаретных пачек и, не мудрствуя лукаво, нацепил их на ветки. Железные банки из под пива, которое я действительно не переставая хлебал все это время, тоже не плохо смотрелись. Ежик сказала, что другого и не ожидала то меня. Впрочем, насколько я мог судить, ей понравилось.
Ужин готовил Антон. Он быстро освоился у меня на кухне и во всю громыхал посудой.
Реальность расплывалась. Мне казалось, что это я пришел в гости и должен думать только о хороших манерах. Которыми, кстати совершенно не обладал.
К полуночи все было готово. Анна даже заставила меня побриться. "Не позорься. Пашка! У тебя и так видуха — полный финиш". В шкафу я отыскал чистую рубашку. Правда она была пляжная, цветастая как у цыгана, но Анька сказала, что мне идет. Сама она в честь такого дела даже помыла голову и сменила свитер на чистую футболку.
М-да… Все-таки мы с ней ужасно похожи.
В двенадцать часов Антон ловко открыл шампанское, разлил его по бокалам, и мы чокнувшись, выпили. Я безнадежно загадал давно уже заготовленное желание, угадайте какое?
Анна без конца шутила. Антон скромно помалкивал и улыбался. Я чувствовал себя лишним. Возникло желание грубо спошлить по поводу постели втроем. Ночь неслась в утро. По ящику без конца гнали какую-то дурь. Вслед за шампанским мы очень скоро открыли водку. Откуда она взялась — не представляю, Ежик никогда не пила эту дрянь, я тоже не жаловал. Но пошла хорошо. Теледурь постепенно стала приобретать смысл, чем дальше — тем смешнее казались нам шутки и мудрее песни. Потом я увидел, что Ежик лезет на стол и пытается там танцевать. К счастью, Антон вовремя ее поймал, и обошлось без травм. Потом мне захотелось свежего воздуха, я пошел на балкон, запнулся о старые ящики и полетел носом вниз. Не с балкона, конечно. Просто пол стремительно приблизился к лицу. Увы, поймать меня никто не успел. Я треснулся головой о какой-то неопределенный хлам и на некоторое время выбыл из реальности. В себя пришел уже на диване. Пьяная и невообразимо прекрасная Ежик прижимала к моему лбу холодное мокрое полотенце и кажется, что-то говорила. Я не понял. Было больно, но не очень, и меня так тронула ее нежная забота, что я ни за что бы не отказался от этой шишки на макушке.
Антон в это время пытался вызвать «скорую», но линия была уже перегружена, и по счастью, он не успел дозвониться. Шатаясь, я подошел к нему и сказал: "Отбой!". Антон послушно положил трубку, и мы дружненько пошли смотреть телевизор. Однако уже через минуту Ежик заявила, что это слишком просто, и нужно придумать что-нибудь поинтересней. Я силился выдать сколько-нибудь умную и свежую мысль, но безрезультатно. И тут Антон предложил поехать в развлекательный центр. Сначала Ежик обрадовалась, бурно засобиралась, а потом вдруг передумала, что весьма характерно для нее. Вместо того чтоб отправиться на славные подвиги, она неожиданно завалилась на мою кровать, и, не обращая внимания на вопли телевизора, в один момент отключилась.
Сначала мы с Антоном опешили, а потом махнули на все рукой и пошли на кухню.
В холодильнике обнаружилась еще одна бутылка, на сей раз вина. Думать о последствиях столь дикой смеси алкоголя я был уже не в силах. Почему-то идея напиться казалась очень хорошей и единственно подходящей.
Что было дальше, я помню плохо. Судя по всему, мы с Антоном всю ночь говорили за жизнь, плакались друг другу на тяжкую судьбину и рассуждали о женском коварстве. А потом уснули в обнимку на полу под столом, очень довольные состоявшейся беседой.