Ипохондрия

– Анечка, милая. Тогда ещё никто в тюрьму не сажал. Ни о какой гуманности речи не было.

– Совсем ты, женщина, ничего в истории не смыслишь, – усмехнувшись, вставил Николай.

– Но ведь это так бесчеловечно!

– Но ведь он убивал людей!

– Коля, ты такой жестокий!

– Я считаю, – внезапно оживился Пётр, – что какой бы человек ни был: плохой иль хороший – убивать его нельзя ни в коем случае.

– Но почему же? Он ведь убийца!

– В таком случае мы тоже уподобляемся убийцам. Чем мы их лучше, а? Мы не имеем права решать, кто жить может, а кто – нет. Мы можем лишь наказать его за преступления, ограничив ему свободу, но убивать – это табу! И без того всё человечество в крови утопает, так куда же ещё хуже, м?

– Да, да! – весело захлопав в ладоши, соглашалась Анна.

– Дело говоришь, брат, – одобрительно кивая, поддакивал Альберт.

Настроение Петра после своего небольшого триумфального монолога ощутимо поднялось. Он снова на время отдалился от тоски и беспокойств, связанных с его жуткими снами. Сейчас его заботили лишь весёлые беседы в кругу друзей, но не более.

Глава 5

Время шло, на дворе была уже глубокая ночь. Улица, погрузившись во мрак, не издавала ни единого звука, будто бы опасаясь чего-то. Холодные Петербургские ветра ворошили эту мрачную тишину – они негромко стучались в трясущиеся окна, пытаясь разбудить людей, чего у них сделать, к счастью, не удавалось. В квартире Петра по-прежнему были слышны светские беседы, раздавался громкий заливной смех и даже зачитывались стихи. Ночь для молодёжи – не помеха.

– Господа, мы вообще спать собираемся? Вот барыня наша дремлет себе спокойно, а мы всё сидим да сидим.

– А надо ли?

Несмотря на оживлённость и царившую в квартире весёлую атмосферу, где-то через полчаса вся компания почти полностью погрузилась в царство снов: стройная миловидная блондинка в розовом сарафане уже продолжительное время почивала на одноместной кровати отдельно от всех; громоздкий рыжеволосый мужик с шикарной ухоженной бородой и старомодными усами небрежно развалился на небольшом диване, а Альберт с Петром ещё некоторое время философствовали на балконе, ибо из-за своего повышенного возбуждённого настроения второй всё никак не желал отходить ко сну.

Вопреки всем страхам и опасениям Петра, в эту ночь мистический господин в шляпе не соизволил посетить его разум. Всё произошло совершенно наоборот – пребывая в самом что ни на есть весёлом расположении духа, счастливый студент спал крепче обычного. Во сне ему привиделось переливающееся всеми цветами радуги деревенское озеро из его далёкого детства. Его миниатюрное юношеское тело буквально утопало в зарослях высоких алых цветов, на закрытых веках шустро семафорили фосфены, а прохладная летняя роса освежала его вспотевший лоб. Счастливый озорной детский смех, гордое пение соловья, экспансивный лягушачий хор и тёплые лучи полуденного солнца – что может быть лучше?

Этим утром Пётр был бодр и энергичен как никогда прежде: ничего не болело, ничего не ныло; душе хотелось петь, сердцу танцевать, а в голове была лишь одна мысль: «Ах, друзья мои, какова поэзия!». Парень даже поцеловал тоненькую ручку милой подруги своей, а Николая одарил тёплыми дружескими объятиями. И делал он всё это абсолютно искренне, несмотря на то, что сентиментальность этому человеку никогда не была свойственна.

Глава 6

Тем же утром Альберт объявил о своём предстоящем отъезде из Петербурга. Эта встреча была последняя для друзей на ближайшую неделю. Альберт, словно заботливый родитель, наказал Петру не унывать и посоветовал на это время полностью отдаться учёбе.

Сумерки неумолимо приближались. Вечерний Петербург фанфаронил своим семенящим фонарным светом: множество маленьких, но ярких огоньков покрывали весь город. Казалось, словно тысячи крошечных человечков объединились между собой, дабы станцевать фееричный вальс, посвящённый уходящему солнцу. Дворовую тишину нарушало практически всё: громкий говор молодёжи, нервный лай собаки или же неприятный для ушей свист разгулявшегося ветра. Люди, несмотря на довольно поздний час, всё шли и шли куда-то. Вот же неугомонные существа!

Пётр тоже медленно расхаживал по улице, наслаждаясь вечерней свежестью. У него не было никаких особо дел, и он ничего не искал в этих серых Питерских дворах. Он гулял лишь с одной целью – для парня вечерний моцион уже стал своеобразной традицией. Его рыжие патлатые кудри изредка подскакивали на прохладном ветру, а красно-бурое шерстяное пальто выполняло роль флюгера, гармонично расстилаясь по направлению воздушной длани. На смуглое веснушчатое лицо падали редкие капли дождя, стекавшие с мокрых кончиков волос. Минуя многочисленные лужи и дорожные выбоины, Пётр постепенно приближался к своему дому.