Ира-ничные стихи

Стал выслушивать Старухины упрёки:

Эх, ты, Простофиля-Дурачина,

Рази можно пить на солнцепёке!!!

Поэт и аборигены

Мужчина в Африку собрался

И, настроению под стать,

С аборигенами набрался

И стал стихи свои читать.

Читал примерно две недели –

Он был, однако, не ленив,

Аборигены ж обалдели,

В момент кокосы уронив.

Оторопели негритосы,

Его пытались покусать,

В него бананы и кокосы

Взялись неистово бросать.

Поэт при этом с видом кротким

Пить продолжал – не тут то было!

И, напоследок выпив водки,

Домой помчался, что есть силы.

Старуха ж ринулась к Мужчине,

Разбила в ярости корыто.

«Ты – простофиля, дурачина! –

Сказала прямо и открыто, –

Тебя же не желаю знать я!

Ну сколько ж истины вещать:

Неблагодарное занятье

Аборигенов угощать!»

2013

О двойниках (пародия на Ирину Маркову)

Ирину Маркову сегодня

Сморил-таки Осенний сон,

Но Маркова Ирина гонит

Пургу народам всех времён.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но! Маркова Ирина строчки,

Как пулемётчица строчит!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Во время ОНО Гитлер-Сталин

Имели тоже двойников.

Пулеметчику от пулеметчицы

Во мне увидел пулемётчицу –

Читаю афоризм Смирнова.

Я, признаюсь, невольно хочется

О нём опять замолвить слово.

… Надев тулуп, ушанку, валенки,

Поэт, ни дать, ни взять – в натуре –

Смирнов, усевшись на завалинке,

Судачит о литературе.

Призвав вождей эпох минувших,

Бессильно машет кулаками,

И, на завалинке вздохнувши,

Корит поэтов двойниками.

Когда бы Анка-пулемётчица

Смогла бы быть моей двойницей,

Она смогла б сосредоточиться

И расстрелять его страницы.

Пока Смирнову славы хочется,

На поэтесс поклёп крапая,

Помимо Анки-пулемётчицы,

Я пригласила бы Чапая.

Тогда б втроём, без двойников

Смогли б прийти к победам новым,

И от души, без дураков,

Нос утереть таким Смирновым!

2013 Михаилу Мартышкину

… Я знаю – будут «конкретные» книжки нам!

Я знаю – фигам в них пышно цвесть,

Когда гибрид носорога с Мартышкиным

В расейской нашей фауне есть!

Владимиру Масалову

… Пора, пора уж быть умней:

Восстань, Кабан, и виждь, и внемли…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И Он всей кубатурой встал!

Шальные огласил скрижали!

(Потом Его на пьедестал

Всей академией сажали…)

Флора и Фауна

Времён былых отображеньем,

Как есть, вначале было слово,

Но слово стало искаженьем

В устах Владимира Смирнова.

Привлёк всеобщее вниманье

И изложил свои мыслишки –

Что, мол, в смирновском пониманье,

Замечен в Фауне Мартышкин.

Смирнову стало вдруг завидно,

Что бегемота с носорогом

Талантливо и очевидно

Воспел Мартышкин чётким слогом.

Он стал плести свои интриги

И просто мелкие интрижки.

… Но расцвели внезапно фиги,

Когда стихи писал Мартышкин.

Смирнов же тонкою натурой

Постиг глубинный образ слова,

Но был повержен кубатурой,

Чутьём и весом Масалова.

Смирнова встретив, отчего-то

Пегасы судорожно ржали,

А слон, кабан и бегемоты

Ему, Смирнову, угрожали.

Провозгласив величье слова,

Прочней алмаза, твёрже стали,

Мечтал он вместо Масалова

Сиять всегда на пьедестале.

… Ах, моська, знать, она – Смирнов,

Коль лает на таких слонов!

2013

На стихи Валентина Устинова

* * *

… Как будто любви идею –

Вечность перекроя –

Я создал. И вот – владею

И чувствую, что твердею

Для нового бытия.

И – страстно, трёхмерно, ярко,

Кометою в борозду,

Любовью – вошёл под арку.

И сотворил звезду.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И – погрузясь в колокольца,

Кутаясь в гром и грай –

Смотрелись в смертное солнце

Мы – сотворившие рай.

Творец

Небесную твердь откинув

Небрежно своей рукой,

Обрёл Валентин Устинов

Уверенность и покой.

Другою рукою вечность

По-новому перекроя,

Обрёл в тот же миг беспечность

И радости бытия.

Зажёг в небесах светила,

Промолвив: «Да будет свет!»

И крикнул, что было силы,

Что он, однако, поэт!

И долго стоял, примеряя

Себе лавро́вый венец…

Вопросы все предворяя,

Воскликнул, что он – творец!

И, в свете лучей сгорая,

Творил из последних сил.

… Но вдруг соблазнился раем

И яблоко надкусил…

Схватился за месяц ясный

И, кутаясь в гром и грай,

Он понял, что понапрасну