Ирано-таджикская поэзия

Мир удивителен, о милый друг!
Вот так вращается небесный свод:

То сделает тебя судьба царем,
Тебе державу даст, венец, почет,

То, слабенького, бросит под сошник,
Всего тебя изрежет, перетрет.

* * *

Вселенная! То мачеха, то мать,
Ты почему детьми огорчена?

К чему тебе подпорки или столб,
Стальная дверь, кирпичная стена?

* * *

Ты птицу видел ли, что вдруг птенца лишилась?
Как плачет жалобно, охвачена тоскою!

Скажи мне,.сокола ты видел ли седого?
Все зубы выпали, спина сходна с клюкою.

* * *

Да, верно: к мудрецу наш мир несправедлив.
От мира благ не жди, а будь трудолюбив.
Бери и отдавай, затем что счастлив тот,
Кто брал и отдавал, богатства накопив.

* * *

Как тебе не надоело в каждом ближнем видеть скрягу,
Быть слепым и равнодушным к человеческой судьбе!
Изгони из сердца жадность, ничего не жди от мира,
И тотчас безмерно щедрым мир покажется тебе.

* * *

Едва замыслит дерзкий враг вступить с тобой в сраженье.
Вдруг разорвутся у него от страха все суставы.

Из-за того, что правишь ты, день следует за ночью,
Стал сокол другом воробью, блюдя закон твой правый.

Скорее вырви у врага ты древо жизни с корнем,
Чтоб в нашей жизни ты продлил веселья и забавы!

Покуда существует жизнь, пока в круженье вечном
Небесный неизменен свод, высокий, величавый,

Пусть в мире, в радости живут твои друзья и братья,
Пусть плачут в горе и в беде враги твоей державы!

* * *

Я понял, что прелесть такую не выразить словом певучим,
Бессильны хвалы золотые и трогательные газели.

Сама ее суть – песнопенье, и даже сильней песнопенья,
В сравненье с ее красотою слова на земле потускнели!

Лишь утвердил ты справедливость – под лазурный небосвод
Сокрылись каверзы насилья от вниманья бытия.

Так, что расчесывает сокол, словно ветер – колоски,
Своими острыми когтями хохолок у воробья.

* * *

На рассвете слышу я звуки тихого стенанья…

Милый друг, мне грустный стон арфы лебедеподобной
Кажется на слух милей, чем Аллаху восхваленья.

Заунывный томный лад мне всегда напоминает
Лани раненой мольбы и предсмертные томленья.

Нет, не пронзено стрелой тело арфы, по как часто
Ранит стрелами она все сердца без сожаленья!

То рыдает, то зовет, то, притихнув, робко стонет,
Утром, ночью внемлем ей, не скрывая удивленья.

Бессловесна, но зато сладостно красноречива,
О влюбленных говорит и дрожит от умиленья.

То разумного она властно закует в оковы,
То безумца наградит кратким счастьем просветленья.

* * *