Ирландское сердце

– Если то, что говорят, – правда, мы поклонялись святым источникам и взбирались на священные горы задолго до рождения Иисуса. Когда же христианство пришло в древнюю Ирландию, никто не подвергал гонениям этих неофитов. Святой Патрик никогда не осуждал прежние верования. Он просто привел людей к новой религии. В те времена монахи, которые, скорее всего, и сами были друидами, уже понимали, что не могут истребить древние сказания, поэтому они просто придали им христианское наполнение. Я присоединился к шествию на День Коламбы. Мы обошли пирамиду три раза, на каждом кругу бросая в огромную кучу по одному камешку. Каждый из них олицетворял собой какой-то грех или провинность. Затем мы зачерпнули в пригоршни чистой родниковой воды из источника святого Колумба и выпили ее. А потом направились к перекрестку дорог, где планировалось плясать до утра. Очень здоровая психология. Честное слово. Конечно, я знал, что мой пастор против этого. Он ненавидел это всеми фибрами души, но все же я никогда не думал, что…

Он на миг умолк, а затем продолжил:

– В ту ночь он поджидал на краю дороги проходящих пилигримов. Они спускались по узкой тропе, разговаривая и смеясь, когда пастор вдруг прыгнул на них, размахивая своей палкой и крича, что все они попадут в ад. Я шагнул вперед и схватил его за руку. Он ударил меня, ударил очень сильно, что, как ни странно, в итоге оказалось к лучшему. Епископы, возможно, и мастера закрывать глаза на всякие нелицеприятные вещи, но даже они не могут позволить пасторам ломать руки викариям. Это вредит репутации. В общем, старый пастор начал бушевать, орать, что Господь покарает их всех. В страну опять придет картофельная чума. Господь им еще покажет. Это была одна из его излюбленных тем – голод как инструмент возмездия. Всемогущий, убивающий миллионы людей, чтобы отучить остальных от языческих замашек.

– Ужасно, – сказала я.

– Согласен, и все же такие проповеди были не редкостью. Чистая политика с позиции силы. Помните, до Великого голода в Ирландии было не так много священников? Мы только начинали отходить от карательных времен, когда быть католиком считалось преступлением. А сразу после принятия худших из тех дискриминационных пенитенциарных законов наступил Великий голод. После него людей стало меньше, а священников – больше. Церковь хотела контроля над людьми. А это всегда было очень сложно. Множество священнослужителей погибли, помогая нашему народу в разгар Великого голода, но деньги, которые здесь могли бы кого-то прокормить, все так же ежегодно отправлялись в Рим. Теперь-то мы – католики до мозга костей, но я задумываюсь, действительно ли Иисус хотел, чтобы мы стали такими бюрократами? Великий голод вырвал сердце у ирландского народа. Сама земля восстала против нас. Несмотря на все молитвы и взывание к небесам, миллион людей умер. Еще два миллиона навеки уехали в Америку, Англию, Австралию. И новые миллионы год за годом, десятилетие за десятилетием идут по этому же пути. Ирландской женщине везло, если она видела своих внуков. В каком-то смысле, возможно, было бы проще считать, что мы сами навлекли на себя такое. Это стало бы хоть каким-то объяснением. И выходом. Ведь если ты плохой, наступает кошмар, значит, если будешь хорошим, это отведет беду. А ради того, чтобы быть хорошим, совершено великое множество грехов. И тут появляется сумасшедший священник, их пастор, который готов крушить тело ради спасения души. Одному Господу известно, что взбрело ему в голову. Сам он был сыном фермера и явно не тем человеком, который был бы настолько неординарным, чтобы решить, что лишь у него есть ответы на все вопросы. Короче говоря, подошли еще люди, мы скрутили его и привели в церковный приход. Экономкой у него была его сестра. Достойная женщина, хотя она тоже его боялась. «Он пьет, – сказала она. – И это доводит его до крайности. Ничего не может с этим поделать. Это все выпивка». Мне доподлинно известно, что он был абсолютным трезвенником и гордился этим. Но в Ирландии сочувствуют перебравшему человеку. Кому из нас не случалось хоть раз выпить лишнего? В общем, епископ отослал того пастора на покой, а на его место нашел в Гленколмкилль другого, который разбирался в старых традициях. Достойный человек.

– А почему вы не стали пастором?

– Я? Нет, что вы. Но меня тоже заметили. Епископы заявили, что я поощрял людей в их неповиновении. Но в моей семье деньги водились, и она всегда была очень щедра по отношению к Церкви. Поэтому меня послали в Париж, в Ирландский колледж. Провидение все-таки подыскало мне место.

Пробил колокол. Два часа.

– Что ж, рассказ мой затянулся. Простите, если наскучил вам.

– Что вы, нет… Я хотела сказать, спасибо вам. Думаю, что я…

Но он прервал меня:

– К нам идет Питер. Быстрее, Онора! Вы сожалеете о том, что совершили, отделив себя от Божьей Любви?

Я кивнула.

– Тогда ego te absolvo[68] именем Отца и Сына и Духа Святого. Вы прощены.

– Вот так просто?

– Вот так просто. Милость Господня течет потоком, а не капает.