Иронические юморески. Кванты смеха

От внимания специалистов, занимающихся теорией литературы, не ускользает, что нарисованный писателем образ героя обычно содержит не только черты общие, присущие той или иной группе людей, но и черты, так сказать, личные, индивидуальные, в результате чего герой представляется читателю не в виде какой-то отвлечённой схемы, включающей лишь общие признаки, но во всей своей человеческой индивидуальности, неповторимости. Этот факт заставляет предположить, что процесс типизации, то есть процесс создания типического художественного образа или характера, включает в себя не только обобщение, но и конкретизацию, индивидуализацию. С этой точки зрения работа писателя представляется как бы разбитой на ряд этапов. А. Г. Цейтлин в своей книге «Труд писателя» пишет:

«Легко разделить процесс типизации на четыре последовательных и взаимно дополняющих этапа. Первый из них – систематическое, методическое наблюдение людей определённого общественно-психологического слоя. Уже наблюдая, писатель запечатлевает в своём сознании сходные черты этих людей, характерные для всего слоя в целом. Опираясь на эти восприятия, художник слова производит отвлечение этих устойчивых и характерных черт слоя, более или менее сознательно осуществляет их отбор. За этими двумя актами следует третий – добытые в процессе отвлечения черты вяжутся; происходит процесс художественного комбинирования. Его, однако, недостаточно для окончательного создания типа; последний создаётся только после того, как произойдёт индивидуализация, сплав всех этих типических особенностей с комплексом индивидуальных черт, присущих именно этому представителю слоя, именно этому индивидуальному персонажу».

Из этого описания процесса типизации получается, будто писатель проделывает какую-то скрупулёзную, систематическую, методическую и чуть ли не математическую работу по наблюдению определённого сорта людей, потом разнимает этих людей на чёрточки, одну часть этих чёрточек отбрасывает, а из оставшихся комбинирует своего героя, потом присоединяет к нему обратно как раз то, что отбросил, в результате чего и получается якобы уже самый настоящий художественный типический образ – тип.

Может быть, такой подход к творчеству и является методом тех незадачливых сочинителей, которые, задавшись целью создания образа положительного героя, конструируют его из одних положительных черт, после чего для большей жизненной правдоподобности добавляют несколько отрицательных чёрточек, так сказать, по принципу бочки мёда и ложки дёгтя. Такой принцип, однако, ничего общего с подлинным творчеством не имеет.

Безусловно верны высказывания известных писателей о том, что для создания того или иного типического образа им приходилось наблюдать многих людей. Горький, например, писал: «Я видел, скажем, в течение жизни, может, 1500 попов. И у меня сложилось представление о каком-то одном попе. Потому что от всех отложились какие-то чёрточки… Тип – это синтез множества отдельных черт, присущих людям той или иной породы».

Это высказывание абсолютно верно, но оно вовсе не значит, что Горький занимался сознательным систематическим и методическим наблюдением всех виденных им 1500 попов и от каждого из этих 1500 попов отбирал какие-то чёрточки, а потом набирал из этих чёрточек своего попа, а потом что-то ещё добавлял к этому «набору». Процесс наблюдения, отвлечения, комбинирования, индивидуализирования, может быть, и имеет место, но происходит в огромной степени безотчётно для нас. Когда мы говорим «стол», это вовсе не значит, что мы имеем в виду какой-то определённый, конкретный стол. Если при этом слове в нашем сознании появляется образ стола, то образ этот тоже обобщённый и возникает у нас в результате того, что мы наблюдали в течение своей жизни много разных столов: и больших, и маленьких, и круглых, и четырёхугольных, и письменных, и обеденных, и на одной ножке, и на четырёх. Наше сознание без каких-либо методических и систематических усилий с нашей стороны абстрагировало от всех виденных нами столов их характерные признаки, может быть, путём отвлечения отдельных чёрточек, а может быть, и без разнимания столов на отдельные чёрточки, а каким-то целостным, только ему одному свойственным, некибернетическим путём, в результате чего мы и имеем представление о столе и можем даже вызвать в своём сознании образ стола с той или иной доступной нам степенью конкретизации, индивидуализации.