Толстому, как видим, необходимо было иметь представление о реальном, конкретном, живом человеке, чтобы дать более или менее яркое, правдивое его изображение. Представляя его перед собой как бы вживе, писатель ловил, схватывал его черты, движения, мимику, мог даже догадываться о его поведении, поступках, словах в тех ситуациях, которые вытекали из замысла произведения. Точному, яркому представлению, видению мешало, если писатель начинал именовать этого человека не так, как его звали в жизни. Получалось впечатление, что речь шла о ком-то другом, уже не известном автору, – образ начинал тускнеть, принимал неясные очертания. Когда по замыслу произведения нужен был тот или иной персонаж, для Толстого было естественно вообразить себе этот персонаж в виде какого-нибудь уже известного ему лица. Однако не всегда среди известных ему, запомнившихся лиц можно было найти такое, которое полностью отвечало бы замыслу. Если это лицо подходило к замыслу в своём основном, главном, Толстой писал с него как бы с натуры и, дополняя чертами других людей, создавал образ, который уже более полно подходил к замыслу, то есть отражал в большей степени то, что было задумано писателем, то, что он представлял себе в мыслях.
В своей книге «Жизнь – лучшая школа» народный артист РСФСР И. Любезнов вспоминает о трудностях, которые ему пришлось преодолевать при работе над ролью лейтенанта Павла Демидова в фильме «В шесть часов вечера после войны». «Дело в том, что ни типические черты, присущие военному человеку, ни индивидуальные свойства натуры Павла почти ни в чём не совпадали с моими собственными, – пишет И. Любезнов. – Например, Демидов – сдержанный, всегда подтянутый человек. Я же вспыльчив, выгляжу сугубо штатским, хожу свободным, размашистым шагом…» Дальше И. Любезнов сообщает, что в работе над образом Павла Демидова ему помогло воспоминание об одном авиамеханике, которого он встретил в одной из авиационных частей на Западном фронте, человеке весёлом, ловком, умелом в работе, который даже в самые тяжёлые минуты не терял бодрости и помогал своей шуткой всем, кто окружал его. «Этот молодой механик стал затем моим ориентиром в работе над образом Павла Демидова, – пишет И. Любезнов. – Я старался восстановить в памяти его поступки, услышать голос, смех, воскресить отдельные эпизоды. Например, мне запомнилось, как он сокрушался при виде изрешечённого “Ила”, вернувшегося с задания. Я вспоминал его простоту и задушевность в отношении к товарищам. Нет, я не копировал, я только отбирал всё то, что могло подойти к роли Демидова. Вот, скажем, мой знакомый любил острить. Он делал это легко, красиво. По роли и Павел Демидов – тоже шутник. Но шутки у механика пересыпаны словечками и выражениями, принятыми в лексиконе лётчиков. Демидов же – артиллерист. Ему присущи другие обороты речи, свойственные людям его специальности. Вот это мне следовало оттенить в роли. Дальше. Мой знакомый – техник-авиатор. Он часами, согнувшись в три погибели, возится в моторах. Ходит сутулясь, вразвалочку. Демидов же – строевик. Он командует людьми, подаёт им пример в выправке. Стало быть, он всегда подтянут, походка у него чеканная. Так, в чём-то внутренне сближая образы этих двух людей и в то же время находя в них какие-то и внешние, и внутренние различия, я полюбил их обоих. Думал их мыслями, жил их жизнью, шутил их шутками, словом, “растворился” в них».