– Типа, поздравить тебя можно? Ты у нас батя? – хохотнул Седой.
А я реально подвис. Сидел, смотрел в одну точку на «лобаре» прямо перед собой и очень туго соображал.
– Твою маааать! – пробормотал я, тупо и по-идиотски улыбаясь. – Выходит, так. Надо только найти Белку. И тогда….
– И тогда Белке придут кронты, – подсказал Семен. – Домашний арест и прочие прелести семейно жизни.
– Тогда хрен я ее куда отпущу, даже на шаг от себя, – прошептал я. – Надо срочно их найти!
– Прикинь, как Фул осерчает! – заржал вдруг Семен. – У него два пацана! Два! А ведь девчонку хотел. Печалька!
– Еще какая, – согласился я, чувствуя, как меня немного отпускает, и нервы чуть расслабились. – Еще какая.
Глава 14
– Ну, все, беги, беги, пока не раскричалась! – поторопила меня бабушка, а я, бросив последний взгляд на кудрявую макушку дочки, занятой игрой в кубики, выскочила за дверь.
Дождь моросил, не стихая, уже вторые сутки. Верочка капризничала, просилась на прогулку, но мы боялись, что она еще больше простудится. И без того иммунитет слабый, а сейчас появился еще и насморк с кашлем.
Мы с бабушкой уже почти год назад поселились в столице. Что удивительно, но бабуля, при всей нелюбви к городской суете, сама предложила переехать к своей давней подруге, которая много лет жила в одиночестве. Баба Марта – неунывающая и веселая старушка – с радостью приняла нас. И теперь у моего ребенка вместо одной бабули появилось сразу две.
Мои родители изредка звонили, но я избегала встречи с ними. В моей памяти все еще жила обида на них. На то, как они легко и спокойно решили «продать» меня и моего ребенка Судаковым.
Как выяснилось, Иван страдал одним недугом. Ваня, как сказал бы мой Исай, был «заднеприводным». Проще говоря, Иван Судаков испытывал слабость не к противоположному полу, а к своему же, мужскому. Его отец, смирившись с наклонностями сына, решил подсуетиться и женить отпрыска на мне. Что может быть лучше, чем уже беременная невестка? И Ване хорошо, и все семейство Судаковых счастливо и спокойно закрывает глаза на «милые шалости» наследника.
Я была на третьем месяце беременности, когда машина родителей появилась под окнами бабушкиного домика. Отец не пытался юлить, а махом выложил всю ситуацию перед нами.
– Ты подумала, как будешь воспитывать своего ребенка? Сама? Пора взрослеть, Арсения! – кричал отец, а во мне просыпалась волна ярости на родителей.
Как они могут так со мной поступать? Как? Ведь я чудом не сошла с ума от горя! И училась жить заново.
– Уходи! – прикрикнула вдруг бабушка на собственного сына и обняла меня за плечи. – Ноги твоей не будет в моем доме! Сами справимся!
Отец хлопнул дверью и исчез. А я расплакалась. Но бабушка уговаривала меня, что мы действительно справимся. И я верила ей. Одной лишь ей и верила.
И вот, прошел год со дня нашего переезда. Мы вчетвером жили у позитивной бабы Марты в просторной, но старенькой квартире на первом этаже двухэтажного дома. Я поступила в медицинский колледж, как и мечтала. А по вечерам подрабатывала официанткой по два-три часа в небольшом семейном ресторанчике. А на каникулах – в полную смену. Денег хватало на мелкие расходы и на памперсы для Верочки. А остальные нужды покрывали сбережения бабули и помощь бабы Марты.
Жизнь текла своим чередом, я бежала на работу, прячась под зонтом от дождя. И вдруг запнулась. Ветер взметнул капли дождя и ударил в лицо.
Я поняла, что плачу, а слезы смешивались с каплями воды.
Все прекрасно! У меня есть дочь! Две бабушки! Крыша над головой! А совсем скоро я получу профессию медсестры, и, кто знает, может быть, пойду учиться дальше. Стану спасать людей, оказавшихся в беде, попавших в аварию, или просто заболевших.
Поняла, что уже не просто плачу, а рыдаю в голос. Перед глазами появилось лицо моего Феликса с мягкой улыбкой в красивых глазах.
Мое горе не стало меньше, оно, как и прежде, резало острым скальпелем каждый нерв в моем теле. Но я научилась жить с этим чувством опустошения. Научилась собирать себя по кускам, когда возвращалась домой к дочери Исая. К моей малышке Вере. К нашей малышке. Я знала, что не стану ей врать, когда она подрастет, расскажу ей правду о ее рождении. О ее отце. О том, каким замечательным он был. Единственным для меня.
До работы я дошла за несколько минут. Переоделась в униформу и привела в порядок непокорные локоны.
Я остригла волосы. Просто потому, что не могла прикасаться к ним, не могла плести косы, которые так нравились Феликсу. Не могла жить без того ощущения, которые испытывала, когда мой Исай путал пальцы в моих длинных прядях.
По привычке, приобретенной за последний год, вынула блокнот из глубокого кармана фартука и установила телефон на беззвучный режим. У меня была простенькая модель, без всяких «наворотов» с обычными кнопками. Мне он нужен был лишь для того, чтобы всегда иметь возможность связаться с бабушками. Иногда мне звонил администратор ресторана для согласования рабочих часов, если вдруг кто-то из коллег не сможет выйти.