— Квиты? О, прошу, — Эйтиннэ щелкает пальцами, — к этому моменту мы с Охотницей пробрались через лес с острыми ветками, отбились от Мары, сбежали от солдат Лоннраха и обезвредили два mortair. В тебя случайно выстрелили из оружия, состоящего из деревянной палки с бочкой на конце..
— Мушкета, — любезно поправляю я. Киаран бросает на меня колкий взгляд, как бы говоря: «Ты на чьей стороне?»
— Поэтому я бы сказала, что в этом раунде победа за мной, — закончила она с некоторой высокомерной ухмылкой, которая ясно дает понять, что это должно быть вечное противостояние.
Родственное соперничество, похоже, бывает не только у людей.
Если бы взгляд Киарана и мог о чем-то сказать, то это были бы пятьдесят способов убить свою сестру.
— Просто помни, — шепчу я ему, — во многих обществах убийство не одобрено.
— Только не в моем, — сразу же отвечает Киаран, — ей повезло, что я люблю ее.
Он выхватил из моих рук мушкет и осмотрел его. Затем открыл держатель и высыпал все содержимое на траву.
— Проклятье! — Я пытаюсь выхватить оружие из его рук, но он умело уклоняется. — У тебя отлично получается растрачивать патроны.
— Не хотелось бы, чтобы следующим в кого ты выстрелишь, оказался бы один из твоих человеческих друзей, — он протягивает мне мушкет обратно. — В следующий раз, когда захочешь убить кого-то, дождись, пока сможешь четко видеть его.
— Это меньшее из того, что ты заслуживаешь… — Затем его слова врезаются в мой мозг. — Прошу прощения, ты сказал человеческие друзья?
Эйтиннэ уже говорила мне, что есть и выжившие, но она же не имела ввиду… Нет, даже не надейся. Не надейся.
— Этот невыносимо самодовольный Видящий, его терпимая сестра и еще группа людей с ними, — говорит он. — Ни один из них, в чем я точно уверен, не выжил бы после выстрела из той чертовой штуки, которой ты владеешь.
Я прижимаю ладонь ко рту
— Они живы?
— Да, — сухо говорит он, — я тоже был удивлен. Пикси разместил их на острове Скай, где располагалось его старое королевство. Туда мы и направляемся.
Я так близко к тому, чтобы расплакаться. Не думаю, что смогу остановить себя. Они живы. Они живы, а все остальное не важно. Слезы уже начинают жечь глаза, и зрение затуманивается.
Киаран смотрит на меня с выражением, которого я ранее никогда не видела у него. Через мгновение я понимаю, что это рассветает ужас.
— Кэм, Кэм, не делай этого. Не плачь. Не…
Затем я плачу. Он обвивает меня руками, вероятнее всего это самое неловкое, жесткое объятие, которое когда-либо у меня было… Но я обожаю каждую секунду его.
Эйтиннэ заговорила позади нас.
— Я признаю, что некоторые функции человеческих слез мне неясны, — сказала она. — Что такого печального в этом? Должна ли я пригрозить кому-то?
Вместо ответа единственное, что я могу сделать, это рассмеяться и всхлипнуть, потому что они живы. И я не чувствовала ничего подобного так долго.
— Ради бога, Эйтиннэ, — сказал Киаран, его голос грохочет в груди, — убери меч. Тебе не придется убивать никого из чертовых друзей Кэм, — спустя мгновение он добавляет: — Хотя если подумать, Видящий все равно бесполезен…
— О, шшш… — я смотрю на него снизу вверх, стирая слезы со щек, — не разрушай этот момент. Будет лучше, если вы помолчите, — затем я снова прижимаюсь лицом к его груди, — и если ты прекратишь отвечать на мое объятие так, будто я мучаю тебя.
Киаран делает попытки расслабиться, но ему не помешало бы взять пару уроков по объятиям. Все заканчивается тем, что одной рукой он зарывается в мои волосы, а другой начинает похлопывать по моей спине, но эта попытка засчитывается.
— О, не смотри на меня так, — говорит он своей сестре, — Эйтиннэ. Прекрати это.
Когда я открываю глаза, вижу, что Эйтиннэ уставилась на нас, наклонив голову, на лице заиграла глупая улыбка.
— Не обращайте на меня внимания, — говорит она, приподнимая руки, — просто не каждый день увидишь, как твой вечно угрюмый брат кого-то утешает, я думаю, что это великолепно. Пожалуйста, продолжайте.
О Господи! Мои щеки снова горят. Если земля разверзнется и проглотит меня, думаю, я не буду против.
Киаран шипит ей сквозь зубы.
— В любое время, Эйтиннэ. Ты можешь заткнуться в любое чертово время.
Это напоминает мне о том, что Эйтиннэ до сих пор связана клятвой фейри, записанной на ее языке. Я отстраняюсь, и Киаран убирает пальцы из моих волос. Он не доволен? Не могу сказать наверняка.
— Освободи Эйтиннэ от ее клятвы, — говорю я. — Сейчас. Это достаточно причинило ей боли.
Проблеск сожаления мелькнул в его взгляде, я поражена этим. Будь я проклята. Он никогда не сожалел о чем-либо. Он смотрит на сестру.
— Я освобождаю тебя от клятвы.
Ее улыбка исчезла. Эйтиннэ согнулась пополам, язык высунулся изо рта. Задыхаясь от боли, она стала судорожно дышать. Хрупкие плечи поддаются вперед.
Я никогда не видела, как отменяют клятву. Если это так больно, то не могу себе даже представить, что будет, если фейри нарушит ее.