Киаран пристально смотрит на Эйтиннэ, словно убеждаясь, что с ней в порядке. Когда ее тело, кажется, расслабилось, он снова поворачивается ко мне. Маска, всегда тщательно державшая под контролем все его эмоции, пошатнулась. Он готовился сказать мне что-то, вот только в этот раз новости не хорошие.
Я почти говорю ему подождать. Хочу удержать эту счастливую оболочку радости. Я хочу, чтобы он обнял меня еще на несколько минут, прежде чем эти плохие новости вернут все к началу. Но откладывать это не значит, что они исчезнут, и легче не станет, когда время наконец-то придет.
— Ты думала, что все твои друзья мертвы. Ты способствовала разрушению своего дома. Что бы это ни было, ты сможешь принять это.
Я подготовилась к этой новости.
— В чем дело?
— Есть еще кое-что, что ты должна знать.
«Подожди», — я почти говорю ему это, — «Подожди. Не говори. Не делай этого». Но он продолжает.
— Мы не смогли найти твоего отца, Кэм.
Я не ожидала, что мне будет так больно. Я быстро отворачиваюсь от Киарана, чтобы он не видел, как мои глаза снова становятся влажными. Потому что в этот раз, я просто не вынесу его объятий.
— Оу, — тихо говорю я, не в силах сказать что-то еще.
Мы с отцом никогда не были близки. Мы никогда не были нежны, даже после смерти мамы. Он провел так много времени, путешествуя по стране, что даже когда возвращался, мы задерживались в нашем доме в Эдинбурге, словно призраки, преследующие наши знакомые комнаты. Его разговоры со мной всегда были резкими, на грани раздражения, и я всегда думала, что он относился ко мне так, потому что я не была сыном, которого он так отчаянно хотел.
После того, как мама умерла, равнодушное отношение отца ко мне стало только хуже. Он остался с дочерью, не имея ни малейшего шанса на сына, пока снова не женится. Согласно шотландским законам, я была его единственной наследницей.
Я не могу забыть ночь, когда прощалась с ним. Когда он сказал, что я очень на нее похожа. На нее, на маму. До ее смерти я была лишь напоминанием о том, что все эти годы они пытались иметь сына. После — я была постоянным напоминанием о том, что он потерял ее, и она больше не вернется. Что я была плохой заменой. Я никогда не была такой же доброй или такой же терпеливой, или такой же бескорыстной. Я всегда была дочерью, которую он не хотел.
И все же, я надеялась, всегда надеялась, что отец полюбит меня. Даже когда уходила на битву. Теперь я настоящая сирота, обоих родителей убили фейри.
— Он все еще может быть жив, — мягко предположила Эйтиннэ.
Боковым зрением я вижу, как Киаран отрицательно качает головой. Он, как и я, знает, что это не может быть правдой. Более вероятно, что отец мертв. Скорее всего, он был убит еще той ночью, когда я отправила его прочь из города. Когда фейри появились, он даже не видел, как они приближаются.
Я блокирую картины, всплывающие в голове о смерти отца, как они его убили.
— Нам нужно идти, — говорю я, без каких-либо эмоций в голосе. — Думаю, мы и так задержались здесь слишком надолго.
Глава 13.
Мы едем по загородной местности на лошадях, которых привел Киаран. Единственный раз, когда я ездила на них верхом, было время битвы, и то очень недолго. Но я не помню, чтобы они скакали так быстро. Существо, которого Киаран назвал Ossaig, рассекает пейзажи, как лезвие кожу.
Мы не останавливаемся долгое время. Когда лошади достигали реки, они перепрыгивали через нее с парящей грацией, которой я никогда не видела. Их копыта слегка задевали воду, оставляя на ней небольшие круги.
Мы будто летим. Копыта ударяются о землю, словно колибри хлопает своими крыльями, словно песня легкого ветра.
Воздух вокруг нас застыл, словно мы двигаемся так быстро, что время просто остановилось. Будто мы застряли в одном мгновении — но это не так. Хоть и ощущается, будто прошло всего несколько минут, сумерки сменяются глубокой темной звездной ночью, которая, в свою очередь, превращается в утро, как только восходит солнце над горами. Вся местность осветилась, дождевые облака окрасились золотом от сверкающего света.
Пейзаж вокруг нас поражает меня. Я давно не видела мир таким ярким, таким живым. Также, как и в Эдинбурге, свобода фейри стала причиной зарослей — в естественной среде флора развивалась бы куда медленнее. Лошади мчатся через леса, которых не было здесь ранее, и минуют холмы, которые появились в моё отсутствие. Загородная местность Шотландии изменилась, переродилась после битвы. Земли к югу от Хайлэндс, некогда лежащие равнины, стали неузнаваемыми из-за кратеров, впадин и рек.
Мы пересекаем поле и движемся вниз по холму, где перед моими глазами простираются руины другого города. Сердце бешено стучит в груди. Глазго.
Я не видела этот город годами, с тех пор, как отец взял меня и маму, чтобы показать одно из своих владений. Сейчас же этот город не что иное, как разрушенные здания и горы камней, заросшие кустарниками. Разрушения еще более серьезные, чем в Эдинбурге.
Мы минуем здания или, верней, то, что от них осталось. Я изо всех сил пытаюсь не смотреть, словно всего этого нет, но я больше не могу сдержаться.
— Стоп.