Исчезновение

– Награды за это я не жду, – сказал Оуэн, помолчал, потом улыбнулся. – Но отказываться я не стану. Берись за другой конец этой доски, и давай ее выломаем.

Они не разговаривали, пока латали дыру – небрежный ремонт на скорую руку, которого не позволил бы себе ни один уважающий себя строитель. Френсис чувствовала легкое тепло от второй бутылки пива, разогревшей кровь, и ни о чем не думала, кроме работы. Возможно, именно поэтому казалось, что не прошло нескольких лет с тех пор, как они последний раз непринужденно общались друг с другом. Запах их тел медленно заполнял маленькую комнату, смешиваясь с запахом дерева и штукатурки. От Оуэна всегда пахло мастерской «Стозерта и Питта» – запах машинного масла и металла, странно притягательный.

– Френсис? – позвал Оуэн, чтобы привлечь ее внимание. – Замечталась?

Он улыбался, стоя на верхней ступеньке лестницы.

– Передай-ка мне молоток.

– Вот этот? Держи.

– Что с тобой?

– Да я… – Френсис замялась. – Знаешь, я была в полиции. Насчет Вин.

Оуэн немного повозился с молотком, снимая с рукоятки кусочки краски.

– Зачем? – спросил Оуэн.

– Затем, чтобы… я думаю, нужно снова заняться расследованием.

Оуэн промолчал.

– Они согласились вернуться к этому делу. Ну… один из них согласился.

– А почему ты считаешь, – сказал Оуэн, пожав плечами, – что им следует снова заняться расследованием?

– Ты знаешь почему, Оуэн! Иоганнесу не было известно, где она живет. Он боялся ступить даже за порог лепрозория… И я сказала им то, что должна была сказать еще двадцать четыре года назад. Иоганнес Эбнер не убивал твою сестру.

Эти слова, казалось, не помещались в маленькой комнате. Стоя на верхней ступеньке лестницы, Оуэн, отложив молоток, повернулся к Френсис. Его лицо выражало печаль и – она ясно это видела – страх.

– Я знаю, – сказал он.

– Что?.. – Френсис была ошарашена. Она ожидала, что он будет убеждать ее бросить это дело и снова станет доказывать, как она ошибается. – Что ты знаешь?

– Просто…

Оуэн покачал головой и стал спускаться по лестнице. По щекам у него разлился густой румянец, и Френсис догадалась: он жалеет, что проговорился.

– Я к тому, что в принципе он мог это сделать. Он прятался там, где она умерла. И ему было плохо. – Оуэн снова покачал головой. – Но я думаю… зачем ему было это делать? Меньше всего он хотел, чтобы его обнаружили, верно? Ничто так не помогает в этом деле, как похищение маленькой девочки, да еще и ее одежда, разбросанная на пороге дома, в котором ты прячешься, так, что ли? И я помню лицо Иоганнеса, когда его забирали оттуда. Ты, кажется, не видела – вроде тебя там не было в тот момент, да и вообще, ты была еще совсем маленькой. Но я видел его лицо, оно было просто… окаменевшим. Он был сбит с толку. Как будто он не мог понять, как его нашли, и почему, и куда его везут.

Френсис закрыла глаза, ее душил стыд – стыд, который она все еще с трудом понимала.

– О боже, – прошептала она.

– Кроме того, – продолжал Оуэн, – ты его знала. Больше никто. Раз уж Вин… раз уж ее не стало… Никто, кроме тебя, не мог бы вступиться за него. И вот теперь ты его защищаешь. Так как же я стану утверждать, что ты ошибаешься? Но, Френсис, он мертв. Они оба мертвы. Слишком поздно, и уже ничего не изменишь. Ему ты не поможешь.

– Нет, не поздно – не может быть поздно! – Френсис сморгнула слезы, глядя прямо в глаза Оуэну. – Понимаешь, я говорила не то, что следовало бы сказать. Мне задавали такие вопросы… Я говорила то, что они хотели услышать. Они использовали меня против него. И я не защитила его! Этого уже не изменишь, я знаю… Но я могу найти того, кто это сделал! – Френсис постаралась выровнять дыхание. – Единственное, в чем можно обвинить Иоганнеса, так это в том, что настоящий убийца вышел сухим из воды.

– Френсис, – сказал Оуэн, – неужели ты думаешь, что есть хоть какой-то шанс узнать это спустя столько лет?

– Может быть, и есть. Я могу…

– Нет, ты не можешь! Это невозможно! – Оуэн повысил голос, заставляя ее замолчать. – В конце концов, ты сама себе навредишь, Френсис! Ты… доведешь себя до безумия. Слишком поздно!

– Но я… Я многое помню! То, о чем я никогда никому не рассказывала.

– Что именно? – спросил Оуэн после секундной паузы.

Он выглядел обеспокоенным, и у Френсис появилась новая ужасная мысль, что он что-то скрывает, скрывает от нее.

– Я… Я… – Френсис попыталась собраться и привести свои мысли в порядок.

Перси Клифтон. Это имя чуть не слетело с ее языка. Но было бы бессмысленно говорить о нем, бессмысленно спрашивать Оуэна, знает ли он Перси Клифтона. Конечно, он не знал его, как и Френсис. По всей вероятности, Перси Клифтон был мертв. Настоящий Перси Клифтон – а не тот человек, который лежал без сознания в госпитале. Ей было нужно, чтобы он очнулся, поговорил с ней и ответил на ее вопросы. При одной мысли об этом ее сердце учащенно забилось. Тише, сестренки! Заглянули под каждый камень.