– Нет, это-то как раз и не важно. Первые книги у большинства авторов часто бывают самыми лучшими, потому что именно их хотелось написать больше всего. Я имею в виду то, что большинство читателей, которые не открывали после школы ни одной книги по истории, будут считать себя вправе судить – и осуждать – вас. Осуждать за то, что вы стараетесь обелить Ричарда. «Обелить» звучит гораздо неприятнее, чем «реабилитировать», так что будут употреблять именно это слово. Кто-то, быть может, потрудится заглянуть в энциклопедию – и уж в этом случае будет к вам совершенно безжалостен. А серьезные историки вас не заметят.
– Пусть только попробуют! Я их заставлю обратить на себя внимание!
– Вот так-то лучше! Вижу боевой дух. Кстати, вы уже успели что-нибудь написать до того, как узнали, что вы не первооткрыватель?
– Да, две главы…
– И что вы с ними сделали? Надеюсь, не выкинули?
– Ну… я чуть было не бросил их в камин…
– Что же вас остановило?
– Камин был электрическим. – Кэррэдайн вытянул длинные ноги и рассмеялся. – Мне не терпится ткнуть в нос британской публике парочку фактов из ее же истории. Чувствую уже, как закипает в жилах кровь Кэррэдайна Первого.
– Наверное, весьма активный был человек?
– Да уж, и безжалостный вдобавок. Старик начал простым лесорубом, а под конец жизни у него был замок в стиле ренессанс, и две яхты, и собственный вагон. Железнодорожный. Зеленые шелковые занавески с бомбошками и такая инкрустация по дереву, что видеть надо! Но в последнее время кое-кто начал поговаривать – и среди них не последним Кэррэдайн Третий, – что фамильная кровь стала совсем жидкой. Это они меня в виду имеют. Но сейчас я – Кэррэдайн Первый. Теперь знаю, как чувствовал себя старик, когда хотел купить какой-нибудь очередной лес, а ему отказывали… Все, отправляюсь работать!
– Вот и прекрасно, – похвалил Грант. – А я буду с нетерпением ждать обещанного посвящения. – Он взял со стола блокнот и протянул юноше. – Я тут кое-что нацарапал, нечто вроде полицейского досье. Возможно, вам пригодится.
Кэррэдайн с уважением посмотрел на блокнот.
– Выдирайте нужные страницы и забирайте. Я уже покончил со всем этим.
– Теперь вы, конечно, займетесь настоящими делами и позабудете про наше исследование, – с тоской произнес Кэррэдайн.
– Никакое дело не доставит мне столько удовольствия, как наше, – чистосердечно признался Грант. Он посмотрел на портрет, который все еще стоял на тумбочке, прислоненный к стопке книг. – Марта считает, что он похож на Лоренцо Великолепного. Ее приятель Джеймс говорит, что это лицо святого, а мой хирург – что это лицо калеки. Сержант Уильямс думает, что он походит на судью. Но мне кажется, что ближе всех к истине была старшая сестра.
– А как она считает?
– Она заявила, что лицо говорит о тяжких страданиях.
– Да, пожалуй, что так. И после всего, что мы выяснили, вас это удивляет?
– Нет. События последних двух лет его жизни обрушились на него как снежная лавина. А ведь до этого все шло так хорошо. Англию наконец-то не раздирали междоусобицы. Гражданская война забывалась, здравое правление сохраняло мир, торговля приносила стране процветание. И вдруг в два коротких года – его жена, сын и покой…
– Я знаю, от чего он был избавлен.
– От чего?
– От мысли о том, что его имя в последующих веках станет притчей во языцех.
– Подобная мысль разбила бы его сердце. Знаете, какой довод более всего убеждает меня в том, что Ричард вовсе не стремился узурпировать власть?
– Нет. Какой?
– То, что ему пришлось посылать на Север за войсками, когда Стиллингтон сообщил ему новость. Знай он заранее, чтó поведает Стиллингтон, он привел бы эти войска с собой. Если не в Лондон, то в соседние графства, чтобы иметь их под рукой. Тот факт, что он срочно послал в Йорк, а затем к своим кузенам Невиллам за помощью, доказывает, что признание Стиллингтона оказалось для него совершенно неожиданным.
– Да. Ричард не спеша двигался со своей свитой в Лондон, где должен был стать регентом, лорд-протектором при юном короле. Подъезжая к Нортгемптону, он узнает о неприятностях, которыми грозит ему двухтысячный вудвилловский отряд, но это его не смущает. Ричард переманивает отряд на свою сторону и продолжает путь в столицу как ни в чем не бывало. Там его ожидает, как он думает, лишь участие в обычной церемонии коронации. И лишь после признания Стиллингтона он посылает за собственными войсками. Причем в критический момент посылать приходится очень далеко, на самый Север Англии. Да, вы, конечно, правы. Он был застигнут врасплох. – Кэррэдайн приподнял по-прежнему неуверенно указательным пальцем дужку своих очков. – Знаете, что я нахожу самым убедительным в доказательстве вины Генриха?
– Что же?
– Скрытность.
– Скрытность?
– Да. Скрытность его поступков, шушуканье и возню за углом.
– Вы хотите сказать, что это было в его натуре?