Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески

Глава первая

Март, шесть часов утра. Еще совсем темно. Длинный поезд, слегка позвякивая на стыках, приближается к станции, проходя сквозь мутноватый свет фонарей на подъездных путях. Вот проплыло яркое пятно, отбрасываемое огнями сортировочной, состав скользнул под единственный изумруд среди россыпи рубинов сигнального моста и стал подходить к ожидавшей его серой пустынной платформе под стальными аркадами.

Лондонский почтовый заканчивал свой рейс.

Пятьсот миль промчался он в темноте, отойдя накануне вечером от Юстонского вокзала. Пятьсот миль мимо залитых лунным светом полей и спящих деревень, мимо утонувших во тьме городов с никогда не гаснущим над ними заревом заводских труб, пятьсот миль дождя, тумана, мороза, водяной хляби и снежных шквалов, туннелей и виадуков. Но вот в холодном раннем мартовском утре на его пути появились холмы, и поезд неторопливо замедлил ход, чтобы, придя к конечной цели, отдохнуть наконец после долгих трудов. И только одному человеку в переполненном длинном составе не дано было вздохнуть с облегчением, что путь позади.

Среди тех, кто все же вздохнул, двое испытали неизъяснимую радость, граничащую с восторгом. Один был пассажиром, другой – железнодорожным служащим. Пассажира звали Алан Грант, служащего – Мердо Галлахер.

Мердо Галлахера, проводника спального вагона, на пути от Терсо до Торки единодушно ненавидели все, потому что целых двадцать лет Мердо держал пассажиров в страхе и нагло вымогал у них мзду. Разумеется, звонкой монетой. Словесную дань каждый мог приносить, как ему заблагорассудится. В вагонах первого класса Мердо был известен под кличкой Йогурт. (О господи, опять старый Йогурт! – говорили там, когда его кислая физиономия показывалась в заполненном клубами пара мраке Юстона.) Пассажиры третьего класса наделяли его многими прозвищами, весьма откровенными и образными. До того, как звали Мердо его коллеги, никому не было дела. Только три человека за все годы сумели чего-то добиться от Мердо: ковбой из Техаса, ефрейтор Шотландского Камероновского полка ее величества и оставшаяся неизвестной маленькая кокни из вагона третьего класса, которая пригрозила стукнуть его по лысине бутылкой из-под лимонада. Ни занимаемое положение, ни личная доблесть не действовали на Мердо: он ненавидел первое и отрицал второе; однако он очень боялся физической боли.

Все двадцать лет Мердо Галлахер выполнял лишь абсолютный минимум того, что ему полагалось. Не успел он поработать и неделю, как работа наскучила ему; однако он нашел, что это богатая жила, и остался разрабатывать ее. Если вы получали утренний чай от Мердо, чай был жидким, сухарики мокрыми, сахар грязным, поднос заляпанным, ложка отсутствовала; однако, когда Мердо приходил собирать подносы, протесты, которые вы намеревались произнести, замирали у вас на устах. Время от времени какой-нибудь адмирал флота или еще кто-нибудь подобного ранга рисковал высказать мнение, что чай отвратителен, черт побери, но в массе своей публика улыбалась и платила за все сполна. Двадцать лет они платили, запуганные и подавленные наглым вымогательством. А Мердо собирал. Теперь он был владельцем виллы в Дануне, сети торгующих рыбой лавочек в Глазго и весьма солидного счета в банке. Он мог уйти на покой уже несколько лет назад, но ему была невыносима мысль, что он потеряет полную пенсию, и потому он продолжал терпеть скуку, а в качестве утешения не беспокоил себя приготовлением утреннего чая, пока пассажиры не напоминали ему об этом; иногда же, когда ему очень хотелось спать, он и вовсе забывал о своих обязанностях. Каждый раз он с облегчением приветствовал конец рейса, как отбывающий наказание человек, которому осталось сидеть совсем недолго.

Алан Грант, глядя на проплывающие мимо запотевших окон подъездные огни и прислушиваясь к мягкому перестуку колес, радовался, потому что для него конец пути означал конец ночных мучений. Грант провел ночь, всеми силами стараясь удержаться и не открыть дверь в коридор. Не заснув ни на мгновение, он лежал в своем дорогом купе первого класса и потел. Он потел не потому, что в купе было жарко – кондиционер работал прекрасно, – а потому (о несчастье! о стыд! о горе!), что это купе представляло собой Тесное Замкнутое Пространство. С точки зрения обычного человека, купе было аккуратным небольшим помещением с полкой для лежания, умывальником, зеркалом, сетками разного размера для багажа, полочками, которые по желанию легко могли выдвигаться и убираться, ящичком для ценностей, которые могут оказаться у пассажира, и крючком для отстегнутых карманных часов на цепочке. Однако для несчастного, заболевшего клаустрофобией, преследуемого страхами, оно было Тесным Замкнутым Пространством. Переутомление – так назвал это доктор.

«Побездельничать немного, попастись на воле», – рекомендовал доктор с Уимпол-стрит, кладя одну ногу на другую и с наслаждением разглядывая свои элегантные брюки.