Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески

– Конечно. Они сначала ничего не хотели искать. Но потом вытащили гроссбух размером с Книгу Судей и сказали, что мистер Кенрик ничего не оставлял ни в кладовой, ни в сейфе.

– Значит, он отнес вещи в камеру хранения на вокзал, чтобы иметь их под рукой, когда вернется из Шотландии. Если он рассчитывал, вернувшись, улететь самолетом, тогда, я думаю, он оставил вещи на Юстонском вокзале, чтобы сразу забрать их по пути в аэропорт. Если же он собирался ехать морем, то, скорее всего, отвез багаж на вокзал Виктория, перед тем как явиться на Юстон. Билл любил море?

– Средне. Он не умирал по нему. Зато у него была страсть к паромам.

– Паромам?

– Ну да. Кажется, это началось, когда он был маленьким, в городке, который назывался Помпеи, – знаете, где это?

Грант кивнул.

– Билл все время проводил на пароме, где возили за пенни.

– За полпенни, наверное.

– Ну все равно.

– Так что вы думаете, он выбрал бы паром. Ладно, можно попробовать. Но если он опаздывал на свидание с вами, мне кажется, он бы полетел. Вы узнаете его чемоданы?

– О да. Мы с Биллом жили вместе в бунгало компании. Я помогал ему паковать чемоданы. По правде сказать, один из них мой, если уж на то пошло. Он просто взял оба. Он сказал, что, если мы купим много вещей, мы можем купить и чемодан для…

Голос у Теда вдруг сорвался, и он уткнулся в чашку с кофе. Это была большая широкая чашка с розовым трафаретным «китайским» рисунком. Марта Халлард привезла ее Гранту из Швеции, зная, что он любит пить кофе из больших чашек; в нее очень удобно было утыкаться, если нужно было скрыть свои чувства.

– Понимаете, у нас нет билета, чтобы востребовать чемоданы. А я не могу использовать официальные пути. Но я знаю многих служащих на больших вокзалах и, может, смогу уговорить их помочь нам потихоньку. А вашим делом будет найти их. Билл был любителем наклеек, как вы думаете?

– Наверное, он налепил наклейки на вещи, которые оставил. А как вы считаете, почему у него в бумажнике не было квитанции из камеры хранения?

– Вещи туда мог сдать кто-нибудь другой. Тот, кто провожал его на Юстонском вокзале, например.

– Этот парень – Мартин?

– Могло быть и так. Если Билл одолжил у него документы для этого странного маскарада, он должен был потом вернуть их. Может быть, Мартин собирался встретиться с ним в аэропорту, или на Виктории, или еще где-нибудь, откуда Билл собирался уезжать из Англии, принести чемоданы и забрать свои бумаги.

– Угу. Похоже на правду. А мы не можем известить этого Мартина о смерти Билла?

– Не думаю, что он откликнется, – одолжил документы непонятно зачем и теперь остался без удостоверения личности.

– Наверное, вы правы. Во всяком случае, в этом отеле он не останавливался.

– Откуда вы знаете? – спросил Грант удивленно.

– Я посмотрел карту регистрации. Когда искал подпись Билла.

– Вы зря теряете время в ВОКАЛ, Тед. Вам бы у нас работать.

Но Тед не слушал.

– Вы не представляете, какое это было странное чувство – вдруг увидеть почерк Билла, вот так, среди всех этих чужих имен. У меня дыхание перехватило.

Грант взял со стола снимок кратера с «руинами» и положил его перед Тедом.

– Херон Ллойд думает, что Билл видел вот это.

Тед посмотрел на снимок с интересом.

– Странно выглядит, правда? Очень похоже на рухнувшие небоскребы. Знаете, пока я не увидел Аравию, я думал, что небоскребы изобрели в Соединенных Штатах. А некоторые из этих древних арабских городов богаты зданиями совсем как Эмпайр-стейт-билдинг, только в уменьшенном масштабе. Но ведь вы говорили, что это не может быть тем, что видел Билл.

– Да. С воздуха должно было быть отчетливо видно, что это такое.

– Вы сказали об этом Ллойду?

– Нет. Я просто слушал, что он говорит.

– Почему он вам так не понравился?

– Я не говорил, что он мне не нравится.

– Не обязательно говорить.

Грант поразмыслил, анализируя, как всегда, свои ощущения.

– Я нахожу тщеславие отталкивающим. Как человек я чувствую к нему отвращение, как полицейский я ему не доверяю.

– Это безобидная слабость, – пожал плечами Тед, как бы призывая к терпимости.

– Тут-то вы и ошибаетесь. Это крайне разрушительная черта. Когда вы говорите «тщеславие», вы имеете в виду тех, кто восхищается собой, глядя в зеркало, и покупает вещи, чтобы украшать себя ими. Но это лишь человеческая черта характера. Истинное тщеславие – нечто совершенно иное. Тут речь идет не о человеке, а о личности.

Тщеславие говорит: «Я должен это иметь, потому что я – это я». Странная штука, потому что она неизлечима. Вам никогда не убедить тщеславие, что еще кто-то хоть что-нибудь значит; оно просто не поймет, о чем вы говорите. Оно скорее убьет человека, чем станет терпеть неудобства какие-нибудь полгода.

– Но это же болезнь.