Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески

Если бы какой-нибудь провидец сообщил на этом балу Сесилии Невилл, что через четыре года настанет конец не только Йоркам, но и всей династии Плантагенетов, она посчитала бы это либо сумасшествием, либо изменой.

Пэйн-Эллис отнюдь не делала тайны из присутствия многочисленных Вудвиллов на балу Невиллов-Плантагенетов:

«Сесилия оглядела зал и про себя пожелала, чтобы ее невестка Елизавета имела либо не столь великодушное сердце, либо поменьше родственников. Брак Эдуарда оказался гораздо более счастливым, чем можно было ожидать; Елизавета проявила себя восхитительной женой, но побочные результаты брака не так радовали. Было, видимо, неизбежно, что воспитателем обоих мальчиков станет Риверс, брат Елизаветы. Хотя Риверс иногда любил слишком выставлять себя напоказ и проявлял излишнее честолюбие, он был культурным и образованным человеком, вполне достойным присматривать за принцами в период их обучения в Ладлоу. Но что касается остальных (четырех братьев, семи сестер и двух сыновей от первого брака), то уж слишком много новых женихов и невест привела за собой Елизавета к ограниченному месту вокруг трона.

Сесилия перевела взгляд с гурьбы смеющихся детей, играющих в жмурки, на взрослых, обступивших стол с закусками. Анна Вудвилл вышла замуж за наследника графа Эссекского. Элеонора Вудвилл – за наследника графа Кентского. Маргарита Вудвилл – за наследника графа Арунделского. Екатерина Вудвилл – за герцога Бекингема. Жакетта Вудвилл – за лорда Стрейнджа. Мария Вудвилл – за наследника лорда Герберта. А Джон Вудвилл, к стыду остальных, женился на вдовствующей герцогине Норфолкской, которая годилась ему в бабушки. Хорошо, что новая кровь проникла в старые фамилии и укрепляет их, но никуда не годится, что эта новая кровь хлынула внезапно и таким широким потоком из одного-единственного источника. Похоже на лихорадку, проникшую в политическую кровь государства, на широкое вторжение иностранцев, трудно поддающихся ассимиляции. Неблагоразумно и достойно сожаления.

Однако за предстоящие долгие годы этот поток успеет рассосаться. Внезапно возвысившиеся Вудвиллы рассредоточатся, осядут на местах, потеряют связь между собой, перестанут представлять опасность и беспокоить. Несмотря на все добродушие, у Эдуарда хватает проницательности и здравого смысла; он и впредь будет уверенно править страной, как делает это почти двадцать лет. Никто еще не обладал в Англии такой прочной властью и не применял ее так разумно, как ее умный, ленивый и женолюбивый Эдуард.

Все устроится в конце концов.

Сесилия поднялась, готовая присоединиться к группе у стола, обсуждающей поданные сладости, – ее не должны считать заносчивой, – как вдруг из детской кучи-малы высвободилась ее внучка Елизавета и, запыхавшись и задыхаясь от смеха, плюхнулась на соседнее кресло.

– Я уже выросла из подобных игр, – заявила она, тяжело дыша, – к тому же они просто губительны для платья. Тебе нравится мое платье, бабушка? Пришлось выпросить у отца. Он говорил, что сойдет и мое старое из коричневого атласа. То самое, которое я надевала, когда к нам из Бургундии приезжала тетя Маргарита. Хуже нет, когда собственный отец всегда замечает, как женщина одета. Он слишком хорошо разбирается в туалетах. Ты слышала, что французский дофин отказался жениться на мне? Отец расстроился, а я наоборот, очень рада – даже поставила десять свечей святой Екатерине. Потратила на них все карманные деньги. Я никогда не хочу покидать Англию, никогда! Ты мне это устроишь, а, бабушка?

Сесилия улыбнулась и сказала, что постарается.

– Старая Анкарет, которая предсказывает судьбу, говорит, что я буду королевой. Но ведь раз нет принца, за которого можно выйти замуж, непонятно, как такое может статься? – Елизавета помолчала и тихонько добавила: – Старуха сказала – королевой Англии. Наверное, она просто слишком много выпила».

Пэйн-Эллис поступила несправедливо, если не сказать – не по-писательски, намекнув на будущее Елизаветы как жены Генриха VI, в то же время не упоминая о неприятностях, которые произойдут до того. Предположение, что читатели знают о браке Елизаветы с первым королем Тюдором, означало, что они знают и об убийстве ее братьев. Это грядущее событие отбрасывало мрачную тень на веселую и беззаботную сцену, которой Пэйн-Эллис решила закончить свой роман.

Но в целом, подумал Грант, судя по прочитанным отрывкам, книга оказалась неплохой. Возможно, он даже когда-нибудь вернется к ней и прочитает всю целиком.

Глава седьмая

Грант выключил лампу и уже начал засыпать, когда его внутренний голос произнес: «Но ведь Томас Мор – это Генрих Восьмой!»

От этой мысли сон как рукой сняло. Грант снова включил лампу.

Конечно, голос имел в виду не то, что Томас Мор и Генрих Восьмой – одна и та же личность. Но по обычаю соотносить эпохи с жизнью конкретного монарха Томас Мор принадлежал к эпохе царствования Генриха Восьмого.