— Он мне сказал, — не стала я юлить. Значит, это правда? Значит, зря я на Юлиана всех собак повесила?
Петя вздохнул и, вновь опустив голову, ответил:
— Я просто искал Свету.
— У него? С чего ты взял, что она там?
— Где ей быть?
— А листы ты ему подбросил?
— Какие? — Петя посмотрел в сторону окна, возле которого стоял стол.
Я сделала пару шагов и оглядела столешницу. С прошлого моего прихода кое-что изменилось: половину стола занимали книги, серьезные — Шопенгауэр, Кант и прочие немецкие философы, — а рисунки теперь лежали стопкой с другой стороны. Верхний почти вызвал у меня истерику: черным карандашом был выведен масонский знак.
— Зачем ты это рисуешь? — Петя пожал плечами. — Нет, ты должен ответить! — Я взяла лист и подошла к нему. — Что это? — сунула я ему под нос результат его творчества.
— Я видел его.
— Символ? Где?
Пауза. Я ждала ответа и тоже молчала. Наконец:
— Не знаю.
Отлично! Может, на Светкиных черновиках?
— Ты спрятал у Юлиана записи, оставленные тебе Светой, так?
— Я ничего у него не прятал… Он дьявол, он обманывает…
— Дьявол! — хмыкнула я высокомерно. — Это ты мне в парадной слово «Диаблэ» нашептывал? Намекал на соседа?
Он отрицательно покачал головой, чем вызвал у меня почти шок. Я была уверена, что это он. Врет? Не успела я переспросить, как он сам задал мне вопрос:
— Ты когда снова придешь?
— Зачем? — возмутилась я. — У нас не получаешься общаться. Ты мне врешь.
— Я не вру! — неожиданно вскочил он, и мне пришлось отпрянуть. Такой детина влепит пощечину — и голова с плеч, как от острозаточенного топора. — Это он врет! Он дьявол! Я слышал шепот, духи, живущие в парадной, предупреждали…
— Дьявола не существует, духов тоже, проснись уже, — фыркнула я и направилась к выходу, не замечая даже, что держу в руках его рисунок. Зачем я только пришла? Псих он или притворяется — не важно. Я ничего от него не добьюсь. Пусть работает полиция.
— Он ее похитил! Я знаю!
— Откуда? Ты видел это? — Он покачал головой. — Ну и о чем тогда мы говорим? — пожала я плечами, хватаясь за ручку входной двери.
— Но я слышал.
— Что? — обернулась я на него в надежде узнать что-то важное.
— Она кричала.
— Что именно?
— Не знаю. — Как гром среди ясного неба он начал гладить меня по плечу. Наглаживал частыми, короткими движениями, как успокаивают умалишенных или капризных детей, и смотрел куда-то вниз и в сторону от меня. Почему-то это сильно напугало. Как минимум — стало неприятно. Захотелось увернуться от непрошенной ласки, но я опасалась, что он может отреагировать на это с агрессией. — Не знаю, — повторил он. — Она боялась.
— Тебе показалось, — спокойно ответила я. Спорить с больными — дело опасное, но я специально выбрала нежный и будто бы сомневающийся тон. — Когда это было? — на всякий случай уточнила я.
— За день.
— До чего? — Боже, он специально так изъясняется? Наверно, зря я везде ищу обман и интриги. Парень действительно недееспособен.
— До того, как ты пришла…
Черт, сходится! Она звонила мне реально за день до того, как я очутилась впервые у них в квартире. Но это ничего не доказывает. Во-первых, он мне тогда сказал, что видел ее последний раз четыре дня назад и не говорил, что слышал ее позже, так что мог просто выдумать. Во-вторых, как по крику можно понять, что это именно Света? Скорее всего, это была очередная пассия Юлиана, вот и все.
От этой мысли я скривилась, открыла наконец-то дверь и лоб в лоб столкнулась с давешним мужичком, который уже руку занес для звонка.
— Не пришла еще мамка? — игнорируя меня, спросил он Петю. Тот покачал головой. — Понятненько. Ну скажи ей, что я ее жду. — И только я собиралась уходить, как… — А ты, голубушка, пойдем-ка со мной.
— Я?
— Ты, ты. Сказать надо тебе пару словечек.
Тон у мужчины и в целом был дружелюбным, а в особенности подкупали уменьшительно-ласкательные формы слов (ну или «словечек» — кому что ближе), поэтому я, вернув рисунок Пете, спокойно последовала за дядей вниз. Выйдя из Ротонды в коридор, Василий Иванович замер ровно посередине ковра (ни дать ни взять педант, а может, и того хуже — перфекционист) и заговорил:
— Вот что, деточка. Не мое это дело, но я тебе так скажу: повидал я многое, и людей знаю. Так вот, парень ентот, с которым ты ходишь, тебе не пара, так и знай. До добра не доведет.
Да, он так и сказал — «ентот» и «ходишь», чем вызвал во мне бурный всплеск умиления. Чего греха таить, он мне с первого взгляда понравился, еще в тот день, когда я ему врезала дверью. Есть такие, про которых почему-то сразу думаешь: «Хороший, видать, человек». Может, усы? Или глаза? Не знаю. Но взгляд действительно добрый, отеческий. На самом деле заботится.
Или я опять ошибаюсь? Не знаю, после Светки и Алексея не стоит так доверять своим ощущениям. Люди, увы, бывают подлыми и умеют притворяться.