Что за книги оставались к тому времени в Александрии и где они находились — предмет, требующий некоторых разъяснений. За триста пятьдесят лет до того Александрию захватила, но вскоре вновь потеряла царица Зенобия, арабка из Пальмиры, утверждавшая, будто происходит от Клеопатры. Когда римский император Аврелиан отвоевал у нее Александрию, оказалось, что квартал Брукион пострадал больше всего. Согласно Аммиану, который, может быть, преувеличивает, этот квартал был совершенно разрушен. Через пару десятилетий Диоклетиан подверг город самому настоящему грабежу. Мусею, который в первый период империи переживал отдельные, блистательные, периоды обновления, и даже не так давно ему вернули былую славу выдающиеся труды математика Диофанта, был, по всей видимости, причинен огромный вред. В 391 году, во время нападений на языческие храмы, был разрушен храм Сераписа. Последним из известных представителей Мусея стал Феон, отец Ипатии, которая изучала конические сечения и музыку и в 415 году была растерзана христианами, в своем невежестве считавшими ее занятия ересью. И совсем недавно, при Хосрове II, было десятилетие персидской оккупации, от которой с большим трудом Ираклий освободил город. Изменились, конечно же, и книги, и не только в том, что касалось содержания. То были уже не ломкие свитки былых времен, обрывки которых выбросили в мусор или погребли в песках, но изящные, прочные пергамены, сплетенные в толстые кодексы, кишащие ошибками, поскольку греческий язык все больше и больше забывался. И преобладали уже среди них сочинения Отцов церкви, акты Соборов, вообще всякого рода «священные писания».
Тем не менее Иоанн в своей страстной речи сократил дистанцию и в конечном итоге так представил воображению собеседника превратности этих книг, словно речь все еще шла о первоначальном собрании, составленном тысячу лет назад царем Птолемеем.
«Ты должен знать, — говорил Иоанн, — что Птолемей Филадельф, взойдя на престол, обратился к знаниям и стал весьма ученым человеком. Он разыскивал книги и приказывал, чтобы их доставали для него за любую цену; предлагал торговцам самые выгодные условия, чтобы те именно к нему привозили ценные свитки. Его повеления были исполнены, и вскорости собрание насчитывало (тут Иоанн озвучил цифру, которая не показалась собеседнику чрезмерной) пятьдесят четыре тысячи книг».
Тут Иоанн вспомнил о книге, невероятно популярной среди греческих писателей, которую многократно переписывали, пересказывали и всячески использовали как евреи, так и христиане: рассказ Аристея. И сам прибег к нему. А пересказав этот старый текст, продолжил так: «Когда царю об этом сообщили, он спросил Деметрия (Ибн аль-Кифти, передавший речь Иоанна, называет его Замира): “Думаешь, остались еще на земле книги, которых у нас нет?”
Деметрий ответил: “Да, их еще много в Индии, Персии, Грузии, Армении, Вавилонии и других краях”. Царь подивился услышанному и сказал: “Тогда продолжай искать”. И поиски продолжались вплоть до его смерти». (В этом арабском переложении мир предстает куда более обширным, а достижение цели — полного собрания всех существующих книг, куда более далеким, чем в оригинальном труде Аристея.)
«Так вот, эти книги, — тут Иоанн прервал свой рассказ и сразу перешел к заключению, — хранили все последующие властители и сберегли их до наших дней».
Амр понял, что Иоанн поведал ему нечто очень важное; какое-то время он помолчал, потом, обдумав ответ, сказал другу: «Я не могу распорядиться этими книгами без разрешения Омара. Могу лишь написать ему и рассказать необычайные вещи, которые ты мне поведал». Так он и поступил.
В среднем требовалось двенадцать дней плавания, чтобы доставить письмо из Александрии в Константинополь; немного дольше, имея в виду неблизкий путь по суше, оно шло до Месопотамии; столько же времени требовалось для того, чтобы доставить ответ. Так, около месяца судьба библиотеки зависела от ответа Омара, которого с трепетом ожидал не только Иоанн, но и сам эмир.