Затем следует статья «De interpretibus» («О переводчиках»), которую открывает восходящая к Аристею история Елеазара и семидесяти двух переводчиков Ветхого Завета.
Таким образом, Исидор, поговорив, вслед за Геллием, о Писистрате и его библиотеке, обращается и к Александрии с ее свитками, но не принимая во внимание то, что говорится дальше у Геллия. Возможно, это случайность. Но не так уж невероятно, что текст Геллия, которым пользовался Исидор в начале VII века, не содержал в 17 главе VII книги части, посвященной Александрии.
Но тогда откуда Аммиан, за три века до Исидора, Почерпнул эти сведения? Строго говоря, Аммиан мог прибегнуть не к Геллию, а к тому источнику, каким пользовался и интерполятор Геллия.
Хотя два рассматриваемых нами отрывка, один из Геллия, другой из Исидора, имеют одно явное совпадение (история библиотеки Писистрата), они, согласно современной точке зрения, тем не менее восходят к двум различным источникам (оба утрачены): Геллий — к «О библиотеках» («De bibliothecis») Варрона, Исидор — к «О знаменитых мужах» («De viris illustribus») Светония. Еще более поразительно то, что ни Геллий, ни Исидор не называют свои источники.
Причина, по которой для этих двух авторов изыскиваются столь благородные предшественники достаточно ясна: налицо стремление повысить значимость их свидетельств. Например, по поводу сведении Геллия об Александрийской библиотеке такой знаток, как Карл Вендель, пишет, что «только они и могут претендовать на историческую достоверность», И заверяет нас, будто «к моменту сожжения библиотека Мусея насчитывала семьдесят тысяч свитков» (в: Milkau—Leyh «Handbuch der Bibliothekswissenschaft», III, 12
, Wiesbaden 1955, p. 69).Несколько позже Питер Маршалл Фрэзер — голос авторитетный, но одинокий — заявил, что цифры Геллия и Аммиана «определенно должны оцениваться как наименее достоверные из всех» («Ptolemaic Alexandria», Oxford 1972, II, p. 493, сноска 224).