– Было бы удобнее, если бы ты ко мне заехала, – сказала Вероника. Я пообещала быть у нее уже сегодня вечером, когда мать ляжет спать.
Я приехала к Веронике, и она рассказала мне, что после нашей встречи в «Ангро» у нее был разговор с Андреем об Элеоноре. В этот раз он рассказал ей больше. И прежде всего о ее новой роли – роли жрицы, как он выразился.
– Он увидел в ее поведении актерскую игру? – спросила я.
– Что-то в этом роде. Во всяком случае, так я его поняла.
– Не думаю, что это игра. Это у нее всерьез.
– Ты уверена?
– Нет, конечно. Но еще меньше я уверена, что это всего лишь игра.
– О! – тихо и коротко воскликнула Вероника и отвела от меня взгляд.
– Да и зачем ей было играть передо мной?!
– Ну, мало ли какие у нее могли быть цели… Например, чтобы ты потеряла свой пыл вернуть ее домой и побыстрее уехала обратно, – сказала Вероника.
– И вы думаете, что она ради этого даже побрила голову?
– Но не ради же просветления под руководством гуру, который был ее партнером в ресторанной халтуре! Ты же сама знаешь, что она Федора прежде ни во что не ставила.
Меня удивило, что всегда сдержанная Вероника говорила теперь в таких выражениях о моей сестре и любимой женщине своего сына. Конечно, теперь уже бывшей любимой женщине, но все же… Ее деликатность я как раз очень ценила.
Она увидела мою растерянность.
– Извини за резкость. Просто когда Андрей вернулся от твоей сестры, на нем лица не было. Мне все еще больно за него, – сказала Вероника.
– К счастью, теперь у него есть Симочка, – отомстила я.
Вероника отреагировала на мою месть своей обычной мягкой полуулыбкой и спросила:
– Ты собираешься еще что-то предпринять, чтобы помочь сестре?
– Вы имеете в виду, чтобы вернуть ее в прежнюю жизнь? А чем она была так хороша, ее прежняя жизнь?
– Ну, это все же лучше, чем зайти в тупик и там остаться. Главное сейчас для Элеоноры – выйти из тупика.
– Я не знаю, в тупике она, или… – начала я и запнулась. Если это не тупик, то что это? Как определить теперешнее внутреннее состояние Элеоноры? С чем его сравнить?
Вероника смотрела на меня выжидающе, и я попробовала ей объяснить, почему мне сейчас сложно говорить об Элеоноре.
– Я попыталась ее понять и пришла к выводу, что у меня это не получится, если я буду исходить из своих воспоминаний о ней в детстве и юности. Я думаю, что вообще должна перестать относиться к ней как к младшей сестре и не считать себя во всем впереди нее. Ведь по внутренним параметрам все может быть теперь как раз наоборот…
– И у тебя есть причины так думать? – спросила Вероника.
– Она пошла дальше меня в своем желании изменить собственную жизнь. По-моему, это говорит о многом. О чем, пока сказать не могу…
Вероника коснулась моей руки, словно предупреждая, что скажет что-то неприятное, но необходимое.
– Но ведь твоя сестра попала в секту, – напомнила она мне.
– Андрей рассказал вам что-нибудь о «Трансформаторе»? – спросила я.
– Только то, что это закрытая территория и он чудом смог туда попасть.
– Это не совсем так. Там просто устанавливается особый порядок во время ретритов. Он нужен, чтобы ретритерам ничего не мешало.
– Ретриты – это что?
– Это периоды уединения для медитаций. Они проводятся в «Трансформаторе» по правилам буддийских монастырей… – начала было я, но Вероника замахала на меня руками.
– Не надо, не надо. Я и знать об этом не хочу. Секты остаются сектами, Восток – Востоком. Какая же это дурацкая мода – подражать Востоку. Надо держаться своих традиций. И тогда не будет ни бритых голов, ни брошенных матерей. Могу себе представить, как вашей маме сейчас тяжело. Она ведь очень любит Элеонору.
– Ничего, она справится, – сказала я, надеясь, что на этом мы остановимся. Этот разговор мне не нравился. Но Вероника стала расспрашивать меня о душевных переживаниях Ольги Марковны. Как потом оказалось, ради этого она и позвала меня к себе.
– Твоя мама верующая? – спросила вдруг Семшалина.
– Нет, – с уверенностью ответила я.
– Я хочу тебе кое-что предложить, – сказала Вероника. – Только ты не пугайся, ладно?
Я пообещала.
– Давай я схожу разок с твоей мамой в церковь. Я думаю, это то, что ей сейчас больше всего нужно.
Предложение Вероники привело меня в недоумение, и она это заметила.
– Я вижу, что ты о таком и не думала. А я испытала на себе, как помогает разговор со священником, когда тебе трудно. В моем храме служит замечательный батюшка, отец Евгений. Давай устроим твоей маме разговор с ним. Пока только просто разговор. Я попрошу отца Евгения поговорить с ней, а ты уговоришь ее с ним встретиться, хорошо?
– Не думаю, что это получится. Моя мать росла в детдоме и наверняка некрещеная.
– Неважно. Я и сама была некрещеная. А вот поговорила с отцом Евгением пару раз и приобщилась к церкви. И с твоей мамой может так случиться. Это будет для нее самое лучшее.
Мне стало неловко. Ну почему даже такие мудрые женщины, как Вероника, так по-детски верят в «самое лучшее» для всех? Понятно, она хочет помочь, но… Тут мне вдруг пришла в голову мысль, показавшаяся гениальной. И я предложила Веронике другое: