Я еще попыталась ее переубедить. Я сказала матери, что мое знакомство с Семшалиной – чистая правда и что я ее не стала бы никогда покупать, а Вероника не стала бы продаваться. Я сказала ей также, что Вероника Семшалина – мать хозяина кафе, где по выходным пела Элеонора. Лучше бы я этого не говорила.
– Ну и дочери у меня, – упавшим голосом произнесла Ольга Марковна. – Одна все врет, другая все скрывает…
С этими словами она двинулась к выходу. Я попробовала ее остановить, но она, не обращая на меня внимания, ушла к себе в комнату и закрылась там от меня.
Я не стала ничего предпринимать и вернулась к переводу. Но перевод не пошел. Создавшееся положение усугубляло еще и то, что у матери был день рождения, и оставить все так я не могла.
Сегодня у нас должен был быть праздник, я по этому случаю собиралась печь на обед ее пирожки с морковью, а потом отправиться вместе с ней, куда она захочет. А что теперь? В шкафу все еще лежал шелковый шарф ее любимого малинового цвета, который я собиралась ей подарить, но после провала сюрприза с Вероникой я была не уверена и в шарфе.
Ольга Марковна сама все поставила на место. Пробыв какое-то время в уединении, она снова пришла ко мне в гостиную.
– Не вздумай сама поздравлять меня с днем рождения. Свои дни рождения я больше не праздную. И ваши – тоже. Праздновать надо, когда есть что праздновать.
– И пирожки есть не будешь, если я их испеку?
Она подобрела у меня на глазах.
– Пирожки – это другое. Пирожки пеки!
Мои пирожки она похвалила, а потом предложила:
– Давай съездим на Ленинские горы. Посмотрим на Москву.
И перед ужином мы съездили на такси на Воробьевы горы, которые мать по-прежнему называла Ленинскими.
На Москву мы посмотрели мельком, а потом мать повернулась лицом к университету, стоявшему во весь свой огромный рост прямо перед смотровой площадкой, и оглушила меня своим признанием:
– Вот он, тот дворец, в который меня не пустили. Вместо него был детдом, а из детдома дорогу во дворцы было не найти. А как я хотела… Ты об этом знать не могла, но тоже хотела попасть в этот дворец. И попала. Это у тебя от меня. Твоя сестрица не захотела, как я ее ни подталкивала, а тебя и подталкивать было не надо. Я думала, что это она похожа на меня, а на меня похожа ты. Вот ведь как получилось…
Я растерялась.
– Ты забыла, я училась не здесь, а в инязе, – сказала я.
Она повернула ко мне и всмотрелась в мои глаза. Потом сказала:
– Не важно.
Моя поправка испортила ей настроение. Вид у нее стал усталый. Мы поехали домой и наскоро поужинали. А потом Ольга Марковна пошла спать.
14
Уже скоро был еще один день рождения. Мой. Мне стукнуло сорок.
Утром, когда мы с матерью начинали этот день, она вела себя со мной, как всегда. Но чаще, чем обычно, останавливала на мне свой взгляд, и в ее глазах появлялось что-то вроде меланхолии. Это привело меня к мысли, что она не забыла о моем дне рождения, но не знает, что должна делать. Шестнадцать предыдущих празднований она пропустила, и ей что-то мешает меня поздравить. Сделать это с учетом перерыва требует искусства общения, которым она не владеет.
Вот так это мне увиделось. И я решила ей помочь.
– Поздравляю тебя с твоим первенцем, – сказала я, когда она кончила с завтраком.
– Издеваешься?
– Нет. Во многих культурах принято поздравлять с днем рождения не только именинника, но и его родителей…
– Сорокалетие не празднуют! – заявила она мне гневно, одновременно вставая со стула. – Или тебе мало плохого?!
После завтрака Ольга Марковна любила полежать, и я было собралась проводить ее до постели, но она зло выкрикнула:
– Не ходи за мной!
Ольга Марковна ушла, а я осталась на кухне убирать со стола.
О суевериях, связанных с сорокалетием, я слышала. Но не думала, что мать может относиться к ним серьезно. Я решила, что она просто не знала, как ей реагировать на мой юбилей. Хотя Ольга Марковна и говорила, что дни рождения ей стали по барабану, но могла мучиться мыслью, что я в свое сорокалетие ничего не предпринимаю только из-за нее. Иными словами, мое вынужденное проживание у нее лишило меня моего праздника. Чувство вины вызывает боль.
Во всяком страдании, если не лежишь плашмя, есть что-то агрессивное, ничего особенного. Так я говорила себе, пытаясь поднять настроение. Ну, сегодня мой день рождения, ну, круглая дата, и что? Мелочь, да и только, после июньского землетрясения в моей жизни. Но настроение у меня было все же испорчено, и мне надо было что-то с этим делать. Вымыв посуду, я выпила еще одну чашку кофе и взбодрилась. Во всяком случае, этого было достаточно, чтобы взяться за перевод, которым я занималась в последние дни.
День шел дальше, как и все другие, пока прямо перед обедом не позвонил Олег, мой бывший муж. Это была неожиданность. Расставшись, мы практически не общались друг с другом.
Он поздравил меня, а я его.