Исчезнувшая сестра [litres]

Ада Петровна выписала матери новое, более сильное лекарство, но оно вызывало у нее галлюцинации и бредовые состояния, так что пришлось вернуться к прежним средствам лечения. Они помогали Ольге Марковне все меньше, и настал день, когда она окончательно отказалась есть. В ответ на мой протест она только сказала, что так будет лучше, и потом уже никак не реагировала на мои увещевания. В этот день я решила связаться с Элеонорой.

Я набрала контактный номер «Лагеря внутренней трансформации», ожидая, что услышу голос Тани, но отозвалась другая девушка. Она не могла мне помочь выйти на прямой контакт с Малгеру. Я получила от нее стационарный номер секретариата, которого на сайте «Трансформатора» по-прежнему не было, и заверение, что мне там обязательно помогут.

Мне повезло, к телефону подошла Галина. Прошло уже несколько месяцев после моей поездки в «Трансформатор», но она меня сразу вспомнила. Я прямо сказала Галине, зачем я ищу Малгеру, и она пообещала передать ей, что состояние здоровья ее матери стало критическим.

Прошло несколько дней, и мне пришла эсэмэска со скрытого номера. Текст был такой: «Это, конечно, плохая новость. Но приехать сейчас я не могу. Не ищи со мной новых контактов, у меня все равно не будет возможности выехать в Москву в ближайшее время».

Ни обращения, ни подписи.

Я получила эсэмэс от Малгеру, а не от моей сестры. Малгеру и я были чужими людьми.

16

Ольга Марковна угасала медленно. Теперь она вставала с постели только по необходимости. Из лекарств принимала лишь снотворные и болеутоляющие. Когда она перестала есть, ее начали мучить боли в животе, и она из-за этого согласилась на простоквашу и сухари. Но и их ела совсем мало.

Ее любимым занятием стало лежать с закрытыми глазами. Она перестала чем-то интересоваться, в том числе своими любимыми телевизионными программами, хотя я и переставила в ее комнату телевизор, прежде стоявший в гостиной.

И вот наступило утро, когда Ольга Марковна не проснулась. Ее безжизненное тело ужаснуло меня, потому что выглядело муляжом. Это было тело моей матери, в котором не было ее самой.

Надо было заниматься похоронами, и это отодвинуло в тень значение происшедшего. Если бы кто-то спросил меня, что я чувствую, то, отвечая на вопрос, я и сама бы это узнала. Но рядом не оказалось никого, кто бы мог со мной об этом поговорить.

У меня имелся опыт перезахоронения, но похороны – это другое. Я никогда еще никого из близких не хоронила и не знала, что и как надо делать. Помог рассказ Вероники о похоронах ее матери. И особенно ее выражение: «похоронить достойно». «Это важно, когда хоронишь родителей достойно, какими бы они ни были», – произнесла она в тот раз, когда рассказывала мне о смерти своей матери. И я задалась целью организовать достойные похороны моей матери. Она была теперь моя, а не наша с Элей. Эли теперь не стало.

Я не должна была хоронить мать там, где был похоронен отец, это был исходный пункт. В поиске информации о московских кладбищах в интернете я оказалась на «Форуме скорбящих». Там были хорошие отзывы о кладбище на юго-западе Москвы, и я отправилась туда.

В здании, где располагалась администрация, было и бюро ритуальных услуг, которое тоже хвалили на «Форуме скорбящих». Я первым делом зашла туда. Из похоронных агентов был на месте лишь седой мужчина, назвавшийся Родионом Сергеевичем. Он напомнил мне дядю Митю и этим вызвал у меня доверие. В результате я согласилась на его предложение передать ему дальнейшие заботы и хлопоты.

Мне нужна была помощь. И помочь мне было некому. К Киру я обращаться не стала – была задета, что после моего дня рождения он снова пропал. Он даже не отозвался, когда я через несколько дней после нашей последней встречи тщетно попыталась связаться с ним и попросила его через его автоответчик перезвонить. Значит, помогать будет Родион Сергеевич.

Мы стали листать его каталог с похоронными принадлежностями, и я выбирала то, что выглядело строго и качественно. Родион Сергеевич называл мне цены. Они меня ужасали, но не останавливали.

– Вы будете хоронить свою маму по церковному обряду? – спросил он.

– Нет-нет, не по церковному, а… обычно. – Я не знала, как назвать похороны без отпевания в церкви. Светские? И что это тогда значит? Родион Сергеевич объяснил мне, что тогда прощание с покойными обычно проходит в морге, там есть для этого отдельное помещение.

Уже одна мысль о прощании с матерью в морге, где теперь было ее тело, сжала меня и даже оскорбила. Родион Сергеевич говорил о возможностях сделать это прощание, как он выразился, «ритуальнее», но при этом он назвал эту часть похорон «прощанием с телом», и я поняла: в морге это так и будет, только прощание с телом, что бы он ни предлагал.

У меня не было намерения прощаться с безжизненным телом моей матери, ее в нем уже не было. И что тогда делать? Тут мне вспомнилось, что однажды, ругая церковь, она сказала: «Единственное, что церковь хорошо делает, – это отпевание мертвых».

– Я все же хочу, чтобы было отпевание, – сказала я Родиону Сергеевичу.