Исчезнувшая сестра [litres]

– Когда я пришла к нему в школу первый раз, был один момент, – начала Элеонора. – Мы всей группой запели мантру «Аум», и Федор вдруг закашлялся. Группа стала ждать, когда пройдет его кашель. Все сидели и смотрели на Федора, я тоже. И тут мелькнула его смущенная усмешка, которую я хорошо знала. Она была в тот момент… какая-то не совсем такая… Федор всегда чувствовал себя виноватым из-за своей нескладности. Он и правда часто делал что-то не то и всякий раз терялся… Так вот, этой его дурацкой виноватости у него больше не было. Вроде бы мелочь, но меня это зацепило… А когда он сложил у груди ладони и слегка нам поклонился, это вообще был уже не Федя Мочкин. А кто – не ясно… Меня к нему потянуло, я стала ходить на занятия. Мне нравилось видеть его таким, каким он был в этой своей «Школе перемен». В общем, мне было там хорошо, что тут объяснять?

Она хотела на этом остановиться, но я почувствовала, что она что-то недоговаривает.

– «Хорошо» и только? И этого достаточно, чтобы окунуться в восточный оккультизм?! Ты стала распевать «Аум» даже дома.

– Это я делала для Федора. Всякий раз в начале занятия он всех спрашивал, занимались ли мы дома. Не хотелось говорить ему «нет». Если кто-то это говорил, он огорчался.

– Ну, соврала бы.

– Врать ему мне тоже не хотелось.

– Но матери ты врала, – напомнила я.

– Это другое. Иначе можно было бы свихнуться от ее страхов и переживаний.

– Ну и не пела бы тогда свои мантры, когда мать бывала дома. Или пела бы их вперемешку с песнями из своего репертуара.

– Мать всегда была дома. А вперемешку с попсой мантры не поют.

Я услышала раздражение в ее голосе, но это меня не остановило. Я была уверена, что мы наконец подошли к тому, что она недоговаривала.

– Ты же сказала, что пела дома мантры только для того, чтобы не обижать Федора, – заметила я.

Она изучающе всмотрелась в меня, словно раздумывала: говорить или не говорить? И сказала:

– Вначале так и было, но потом… Звуки действуют на физическое состояние, иногда действуют странно… во всяком случае, на меня… Раз я была у Федора. Он предложил мне спеть «Аум» вдвоем, и мы спели… Не знаю, что на меня нашло… Это было похоже на экстаз…

Вслед за этим, без перехода, она сообщила:

– В тот вечер Федор рассказал мне о тантре. Из-за конфликта со своим ламой он потерял партнершу и предложил мне ее заменить. Я согласилась.

– А это-то тебе было зачем? – вырвалось у меня.

Она усмехнулась и отвела от меня взгляд. Ответа я не получила.

11

Встреча с ламой Нгавангулом во второй приезд Федора в Индию имела много общего со вторым любовным свиданием: летишь на него на крыльях первого, но все уже не то, что в прошлый раз. Крылья теряют свою упругость, сжимаются, опускаются.

Нгавангул едва узнал Федора, когда тот явился к нему на ежедневный публичный даршан. А когда Мочкин после даршана попросил ламу об аудиенции, то получил отказ. Нгавангул заявил Федору, что он должен сначала походить на общие даршаны и уже потом думать о личной встрече.

Мочкин сделал так, как ему было сказано, но и после трех публичных даршанов Нгавангул отказал ему в аудиенции. Федор добился своего лишь с третьего раза и тогда узнал, в чем было дело. Оказалось, что Нгавангул тоже стал испытывать его на прочность, как делал в свое время Уджарпа.

В тибетском буддизме учитель постоянно испытывает своих учеников. Федор не был учеником ламы Нгавангула, но по-другому этот учитель жизни вести себя не мог. К тому же для ламы всякий, кто к нему обращается, уже где-то ученик.

Чувство собственного достоинства в тибетском буддизме – одно из проявлений эго, а эго надо уметь устранять на пути к просветлению. Новички это не умеют, их «высшее начало», до которого они должны в себе добраться, срослось с эго, и гуру, как хирург, может отрезать в них одно от другого. Все, что неудобно, унизительно, обидно, больно, идет начинающему буддисту на пользу, и учитель это обеспечивает. Для выполнения такой задачи гуру должен восседать на троне, а тот, кто пришел к нему на аудиенцию, сидеть у его ног. Так Нгавангул объяснил Федору свое поведение.

Федору совершенно не хотелось тех же испытаний, через которые он уже прошел в ученичестве у Уджарпы. Когда он сказал об этом Нгавангулу, тот сказал: «Ну тогда не ходи ко мне».

Разочаровавшись в Нгавангуле, Федор неприкаянно бродил по Дхарамсале и думал о создавшемся положении. Возвращаться в Москву с пустыми руками он не хотел, а что делать – не знал. Но почему-то был уверен, что здесь, в Дхарамсале, произойдет то, что выведет его из тупика, в котором он оказался. Таким событием стала встреча с Роем, старым хиппи из Австралии, живущим в Индии уже больше 40 лет.