Исчезнувшая сестра [litres]

Элеонора уже кое-чему научилась в «Школе перемен». В «Трансформаторе» от нее требовалось намного больше, но начинала она там все же не с нуля. Сначала Федор даже хотел, чтобы она приступила к делу уже в следующий заезд ретритеров, но потом усомнился, что ей хватит терпения в общении с избалованным и своенравным молодняком, составлявшим большинство участников ретритов. Мочкин пришел к мысли, что гораздо лучше нянчиться с ретритерами могла бы Парджама, которая не раз жаловалась ему на скуку выпавшей ей канцелярской работы, а Малгеру хорошо подошла бы роль его представителя в нижнем лагере.

Поскольку Виктор счел стратегически неверным закреплять за Элеонорой такой статус, Мокшаф предложил называть ее «гидом нижнего лагеря», а Парджаму – «гидом ретритеров». Сам же он хотел теперь называться «ментором». Это нравилось ему больше, чем слышать в свой адрес «гуру» или «учитель», как его здесь чаще всего величали.

Федор также попросил Виктора вывести из оборота название «Общество лазурной колесницы».

– Я не вижу его связи с задачами «Верхнего лагеря», – сказал он. – Этот старый замысел будет путаться в ногах у наших новых планов. Зачем нам, как прежде, противопоставлять себя Уджарпе? У нас теперь дела поважнее. К тому же наша лазурная колесница уже давно стоит на месте. Если она тихо исчезнет, никто и не заметит. Особенно когда заявит о себе буддизм 100.0.

– А как быть тогда с «лазурью», ставшей опознавательным цветом? – спросил Виктор.

– А никак. «Лазурь» может быть лазурью и без «колесницы».

* * *

Малгеру должна была приветствовать от имени Мокшафа каждый новый заезд ретритеров и знакомить их с полученными от него установками для медитаций в первую неделю ретрита. Перед началом второй недели она передавала им новое задание «ментора», а на закрытии ретрита – его напутствие. Были заготовлены ее ответы на возможные каверзные вопросы ретритеров и отработаны до совершенства ее реакции в разных сложных ситуациях. Федор стал называть Элеонору только Малгеру, и того же потребовал от Виктора и Парджамы, знавших ее настоящее имя. А она все чаще именовала его Мокшафом, даже когда они были вдвоем.

К концу мая Элеонора уже основательно вжилась в свою роль. Перевоплощение в Малгеру изменило ее экспрессии и стиль поведения. Взгляд Элеоноры потерял прежнюю подвижность, а ее склонность к жестикуляции практически исчезла вообще. Ее голос зазвучал ниже, интонации стали более плавными, мимика – более сдержанной. Позы и телесные движения Малгеру должна была отличать величавость, ее речи – бесстрастность. «Ментор» был доволен: метаморфоза Элеоноры оказалась значительнее, чем он ожидал.

* * *

С актерами такое бывает: вживаясь в какую-то дорогую им роль, они с трудом из нее выходят. Бывает, что роль что-то меняет и в них самих, и это остается надолго. Так получилось и с Элеонорой. Ей понравилось быть Малгеру и все меньше хотелось быть Элеонорой. Мокшаф это поощрял.

28 мая, когда в Малгеру еще что-то оставалось от Элеоноры, она вспомнила о своей крестнице и послала ей эсэмэску. Поскольку читать ее послание Светику должна была Аня, она добавила к нему привет своей матери. Можно было не сомневаться, что Аня обязательно передаст его Ольге Марковне, и Элеонора-Малгеру решила, что необходимое сделано: она подала матери признак жизни. Организовывать что-то еще для ее спокойствия представлялось ей ненужным – она уже была больше Малгеру, чем Элеонора, и стала думать о таких вещах иначе, чем прежде.

* * *

А в июне началось новое ухудшение состояния Федора.

19

В этот раз его свалила лихорадка с высокой температурой. «Это повторный грипп», – сказал он Малгеру. Воспользовавшись его планшетом, она нашла в интернете информацию о гепатите В и на всякий случай стала принимать меры предосторожности. О гепатите они друг с другом больше не говорили. Федор теперь утверждал, что в апреле у него все же был грипп. А свой гепатит он победил еще в Москве.

Только Элеонора и Виктор знали, что в январе Федор попал в больницу и у него был обнаружен вирусный гепатит. Они оба хотя и верили во «внутренние ресурсы» Мокшафа, все же не исключали, что под его «гриппом» скрывается очередная агрессия вируса гепатита В. Встал вопрос, нужно ли им быть открытыми в этом вопросе с Парджамой, которую все чаще приводили в недоумение повторявшиеся недомогания Федора. Взвесив «за» и «против», оба сочли это ненужным.

* * *

– А она ведь догадывалась, что ей не все говорят, – вставила я.

– Знаю. Но иначе было нельзя, – жестко сказала Элеонора. Ее интонация напомнила мне наш с ней разговор в «Трансформаторе».

– И со мной иначе было нельзя?

Она не сразу поняла, о чем я. А когда это до нее дошло, то рассмеялась:

– С тобой тем более.

Но для меня эта тема оставалась серьезной.

– Почему было не передать со мной записку? Разве трудно было написать матери: «Со мной все хорошо, не волнуйся. Твоя Эля»?

– Не только трудно. Невозможно.

– Почему невозможно?