Исчезнувшая сестра [litres]

– Потому что я тогда была не Эля. Я должна была быть Малгеру. И мне надо было, чтобы ты уехала. Быть Малгеру в твоем присутствии – лишняя нагрузка. А я из-за болезни Мокшафа и так уже была на пределе.

– Но ты была поразительно железной, когда вызвала меня к себе.

– Потому такой и была.

– И по той же причине разработала хитроумный план мероприятий, чтобы вытолкнуть меня из «Трансформатора»? Парджама мне о нем говорила.

Элеонора сначала оторопела, а потом рассмеялась и сказала:

– Значит, ты все знаешь. Ну и хорошо, это сэкономит нам время. Ты, кстати, здорово напугала Парджаму. Она даже тантру из программы ретрита на всякий случай убрала.

– Это она устроила мне даршан Мокшафа? Или ты?

– Я. Через Парджаму. Чтобы он дал тебе понять, что со мной все хорошо. Я надеялась, что ты тогда уедешь. Но не получилось.

– Мокшаф как-то уж слишком хитро сказал мне, что с тобой все хорошо.

– Это потому, что он не умеет водить за нос.

– В отличие от тебя, – не удержалась я. А когда поймала ее взгляд, где была боль, раскаялась.

– Прости, наш разговор в «Трансформаторе» меня сильно задел.

– Я это уже поняла.

– Кстати, ты тогда метко высказалась обо мне, помнишь? Я это без иронии. Все было верно.

Но она этого уже не помнила.

20

Мокшаф так и не выздоравливал до конца, но мог делать все то, в чем был незаменим, и прежде всего вести проект «Верхний лагерь». Он так же, когда сносно себя чувствовал, давал индивидуальные даршаны ретритерам. «А раз так, – сказал Виктор Элеоноре, – то периодические проблемы со здоровьем можно считать личным делом Федора». В свои же личные дела Мокшаф, как и все, не обязан был посвящать других.

То же самое Виктор сказал впоследствии и Мочкину, когда тот стал тяготиться необходимостью как-то объяснять «четверке», почему он время от времени пропадает. «На это могут быть разные причины, и совсем не обязательно всякий раз ссылаться на нездоровье», – заявил Виктор своему другу. И Федор согласился, что не стоит держать на виду его проблемы со здоровьем, поскольку они могут вызвать беспокойство за судьбу проекта у его партнеров.

* * *

В начале осени к «четверке» добавились двое буддистов, ведантист и психолог. Она превратилась в «восьмерку», которая сразу же приступила к полной программе задуманных экспериментов. При их обсуждении нередко возникали конфликты, и надо было искать компромиссы, которые всех бы удовлетворяли, что отнимало время и нарушало рабочий график.

В таких обстоятельствах было не так уж трудно скрывать нездоровье Мокшафа. Когда болезнь его одолевала, он отключался от проекта, чтобы «глубже проникнуть в суть той или иной проблемы» или чтобы «проводить собственные эксперименты». Члены «восьмерки» относились к этому с уважением. С теми же целями иногда отключались от совместной работы и они сами.

Даже проницательный Юрий не допускал, что причины уединения Мокшафа могут быть иными. Они сдружились, и Юрий доверял своему новому другу так же, как себе. Но было обстоятельство, которое вызывало у него вопросы: ему был непонятен статус Малгеру. То, что она подруга Мокшафа, было ясно, но почему она еще и стала его представителем в нижнем лагере?

Юрий чувствовал, что это какой-то фейк. Еще больше ему не нравилось, что сам Мокшаф или принимал, или выдавал лицедейство Малгеру за чистую монету. Но поскольку эта странность не имела прямого отношения к проекту «Верхний лагерь», Юрий до поры до времени никак на нее не реагировал. Так продолжалось до конца октября, когда Мокшаф ушел в очередной «ретрит».

В этот раз Мокшаф пропал не на несколько дней, как это обычно бывало, а не давал о себе знать больше недели. Один из членов «восьмерки» в присутствии Юрия выразил недовольство участившимся отсутствием автора проекта в обсуждениях тех или иных вопросов, а другой, то ли в шутку, то ли всерьез, сказал, что тот скоро поставит над ними Малгеру, и данная проблема будет решена. Этот разговор застрял у Юрия в голове, как заноза, и он отправился в тот же день к Мокшафу, несмотря на существовавшее в верхнем лагере правило не наведываться к тем, кто брал время для себя.

* * *

Когда Юрий постучал в дверь, Федор не мог ему не открыть. А когда открыл, то понял по изменившемуся выражению лица своего друга, что тот увидел в его внешности неладное. Продолжать скрывать от него свою болезнь Федор счел теперь невозможным. К тому же он уже начал сомневаться, что скоро одолеет свой недуг.

Так что Федор выложил Юрию все начистоту.

Поскольку он начал с Индии, то его рассказ продолжался долго, и все это время Юрий неподвижно сидел перед ним, глядя в пол. Он не задавал вопросов, только слушал. Когда же Федор закончил, Юрий встал и пошел к двери, так и не сказав ни слова. Федор его окликнул, но тот, никак не реагируя, открыл входную дверь и скрылся за ней.

Молчаливый уход друга причинил Федору боль. Было ясно, что Юрий не примет за должное сложившееся положение вещей. И вряд ли простит его за сокрытие истинных причин его «ретритов».

* * *