– Я буду тебе по гроб жизни обязан, сынок. Знай, до конца наших дней твоя выпивка – за мой счёт!
И светлый волшебник, скрежетнув отодвигаемым табуретом, поспешил убраться из шумного заведения. Финкельштейн снова застучал пальцем по дереву. На лице юноши расцвела довольная ухмылка.
– Браво! – Кристоф от души поаплодировал комбинатору, отсутствие одежды его как будто уже не заботило. – Браво! Ты настоящий лицемер, Бенни! Я восхищён!
Стажёр смерил колдуна взглядом триумфатора.
– Твоя песенка спета, нова! Хм, давно мечтал это сказать…
– Стой! – вмешалась ведьма, настороженно косясь на ничуть не приунывшего напарника. – Что-то здесь не клеится. Как-то всё… глупо, что ли? В то, что твоя спонтанная западня сработала, нереально поверить. Ну-ка, рассказывай, как было на самом деле! Ты ведь недаром приберёг самое вкусное на десерт.
– Всё произошло так, как я задумывал. Вы, мэм, вскоре вернулись и нашли меня там, где оставляли. К тому времени вы были весьма пьяны, хотя держались неплохо, и как будто были чем-то подавлены. Я оставил вас за столиком, покинул кабак и записал нову на турнир. Полиморф объявился перед самым началом: он назвал нужное имя и, так как оно уже было в заявке, был допущен к соревнованию. Пока ведущий заводил болельщиков, я отвёл глаза служке и незаметно заменил содержимое рюмок лжеКристофа на простую безобидную иллюзию. Победа была обеспечена.
– И что потом?
– Я вернулся к вам. Вы продолжали напиваться.
– Это мне неинтересно, – сердито отмахнулась Энвер. – Давай самый конец.
– Понятное дело, нова выиграл. И в обличии мастера Кристофа явился в кабак, хвастая позолоченным кубком. Гости заведения устроили ему овации, а вы – выволочку. Потом виски быстро вас примирило.
– А ты опять преспокойно смотрел.
Бен пожал плечами.
– Ну да. В том и состоял эндшпиль: напоить нову до беспамятства, чтоб взять его без малейших затруднений. А у вас, мэм, это неплохо получалось – поить, – тут стажёр покраснел, его губы дрогнули предательской улыбкой.
– Договаривай! – железным голосом потребовала колдунья.
– Ну… сначала вы громко ругались. И пили. Потом кричали. И снова пили. Потом… – уши Бена заалели ярче. – Потом вы вроде как обнимались.
– Что-о?! – в унисон вскричали ищейки.
– Обнимались. И… и рыдали на плечах друг у друга. И однажды даже пытались поцеловаться. А после опять пили.
– А ты и тут просто наблюдал?! Не вмешался?!
– Так ведь план же.
– Это катастрофа! – простонала Энвер. – Уверь меня, что ты лжёшь, мальчик, иначе я сделаю так, что твои руки и ноги поменяются местами, а голова начнёт расти из задницы! Слово тёмной ведьмы!
– Но я не лгу! – стал оправдываться бесстрашный стажёр. – Было только то, что было, я видел. Только не слышал, о чём говорили. А потом вы напились так, что говорить уже не могли. Где-то к одиннадцати часам оба были практически в отключке. Я оставил бармену записку с адресом гостиницы – для мастера Кристофа – и доставил вас сюда, где вы и уснули. Мастер Кристоф пришёл где-то в начале третьего… вернее, практически приполз – настолько он был пьян. Я уложил его к себе в каморку, а сам дремал на кресле в гостиной. Вероятнее всего, настоящий мастер спит до сих пор. А нова здесь и, надеюсь, осознаёт безвыходность своего положения.
Бен уже так откровенно пялился на светлого мага, что, наверное, прожёг бы в нём дырку, умей глаза испускать и фокусировать свет. Ведьма, охваченная негодованием, ждала от Кристофа объяснений, собираясь при малейшей неуверенности напарника применить парализующее проклятие. Но подозреваемый был абсолютно спокоен.
– Это всё? – осведомился он.
– Всё, – кивнул Финкельштейн.
– Хорошо. А теперь скажи-ка мне, любезный мой читатель детективов, как ты понял, что я – это я, то есть не тот я, за которого себя выдаю?
– Пожалуйста. Первое: вы слишком топорно намекнули, что вожделеете мастера Энвер. А я, как уже говорилось, хорошо помню разговор в поезде и знаю, что такая мысль никогда бы не пришла мастеру Кристофу в голову. Даже в нетрезвую голову. Второе: Лоток. Если верить теориям о по-лиморфах, только настоящий Кристоф мог помнить о нём. А не помнить о нём он не мог никак.
– Что такое этот твой лоток? – раздражённо спросила Эн-вер.
– Не что, а кто, – поправил ищейка.
Бен вытаращил глаза. Девушка отреагировала похоже – правда, с изумлением куда меньшим. Кристоф обезоруживающе улыбнулся.
– Был у нас на факультете, на кафедре теоретических основ светлой магии, такой преподаватель. Он стал легендой задолго до моего поступления в Академию. Старый, как Мафусаил, и жуткий зануда, но дело своё знал крепко. Лотком же его прозвали за то, что он был кошатником, и от него – пардон – вечно несло кошачьей мочой. Какой-то студент – похоже, не слишком успевавший по предмету Лотка – однажды сочинил стихотворение, которое пережило своего автора в Академии и веселит младшие курсы, наверное, до сих пор. Вот, собственно, этот нетленный опус: