Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005

Поэтому, в частности, в России никогда не были возможными эффективные (соответствующие каким бы то ни было замыслам и планам) изменения «сверху» – каждая волна перемен, навязанных волей власти или стечением обстоятельств, переходя от одного временного слоя к другому, от центра к периферии, трансформировалась многократно, создавая как очаги молчаливого сопротивления, так и многообразные формы мимикрии и приспособления к переменчивым обстоятельствам. Сопротивление любым переменам (независимо от их направленности) в России всегда опиралось прежде всего на эту инерцию социального и человеческого «материала», в меньшей мере – на чье-то заинтересованное или привычное противодействие. М. Горбачев как-то привел популярный анекдот своего времени: «Перестройка как ветер в тайге, качаются верхушки деревьев, а внизу никакого движения не заметно». Позднейшие фольклорно-политические вариации типа «хотели как лучше…» разрабатывают ту же извечную модель. Важно в данном случае то, что перед нами – не просто ряд исторических примеров, но парадигма, своего рода стандарт преобразующих процедур. Этот стандарт сохраняется не только массовой инерцией, но и действием вполне определенных рудиментарных социально-политических структур – военных и карательных, которые выступают хранителями и инкубаторами традиционно-советских поведенческих типов.

Шансов на преодоление этой парадигмы в обозримом будущем – скажем, на два ближайших поколения или дольше – не видно. Протяженность российской социальной реальности «вглубь» принципиально отличает ее от «одновременной» реальности американской, немецкой, польской, эстонской и т. д.

Согласно многократным исследованием, заметная часть населения России – около 15 % – постоянно утверждает, что живет «как раньше», не чувствуя перемен последних лет. Причем, что особенно любопытно, это в большинстве своем вовсе не обитатели «географической» российской глубинки – больше всего их среди жителей крупных городов, это почти треть (29 %) относящих себя к «верхней части среднего слоя» и 30 % считающих, что «все не плохо и можно жить» (данные опроса мая 2001 года, N=1600 человек).

Бремя империи в обществе и в человеке

Имперское сознание, точнее, мировосприятие – существенный конструктивный элемент российского государственного и массового менталитета с давних (примерно с XVII века) до нынешних пор. (Именно поэтому не кажется лишней очевидная оговорка: никаких оценочных, уничижительных или возвеличивающих моментов при исследовании этого феномена не должно быть.) Выделим три основных компонента этого явления: положение страны в мире (реальное или воображаемое участие в решении судеб мира), отношение к зависимым странам и народам (миссия насаждения своей цивилизации и наведения порядка) и, наконец, самоутверждение и самооправдание (отсталости, насилия, жертв). В исследовании современного общественного мнения на первый план выступает последнее.

Комплекс незаслуженного поражения, унижения, появившийся после крушения «большой» советской империи в 1991 году, составляет не только основу массовой ностальгии, но и источник надежд на реставрацию – хотя бы в «суженных» рамках – России как великой державы (в ядерном и ооновском смысле) с административно-лидирую-щей миссией по отношению к условной «периферии» (куда попадают регионы Поволжья, Северного Кавказа, Сибири) и, естественно, соответствующим набором оправдательной аргументации. Опыт последнего десятилетия показывает, что цивилизованный выход из имперского тупика в России не найден и в ее массовом сознании практически незаметен.

Неудача воинственного противостояния «Западу» и падение «железного занавеса» действительно сблизили Россию с остальным миром, но в то же время показали ее реальное нынешнее положение как периферии европейской цивилизации. (Собственно, в международных сравнениях и в советские, и в досоветские времена страна занимала место на периферии Европы – об этом в 30-х годах писал Г. Федотов; в условиях противостояния этого не было видно.) Более того, развитие событий в странах бывшего «третьего мира» продемонстрировало, что Россия оказалась и на периферии Азии, поскольку магистрали развития ведущих стран (Японии, Китая), «тигров», нефтяных царств все прошли мимо нас; сложные связи Азии с Западом развиваются, минуя Россию.