Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005

Серию очерков о чертах и судьбе «человека советского» в меняющихся общественных условиях уместно дополнить попыткой представить возможные направления динамики интересующего нас феномена на более или менее отдаленную от нынешней ситуации перспективу. Разумеется, рамки социологического анализа, в том числе опирающегося на данные массовых опросов, исключают умозрительные гадания любого рода. Речь может идти лишь о том, чтобы представить социальное существование человека как некоторый пучок возможных вариантов развития в различных направлениях. В качестве исходной базы при этом может использоваться и «обратная перспектива», т. е. анализ пройденных узлов, развилок, использованных и упущенных возможностей.

К тому же, если собственно историческое знание, как принято считать, не имеет сослагательного наклонения (т. е. не имеет права использовать оборот «если бы…»), то социологическому воображению – как называл его Чарлз Райт Миллс – в таком праве отказать нельзя.

Проблема «дальней» перспективы всегда была больной не только для официально-советского миропонимания, но и для различных направлений протестных и постсоветских идеологем, для российского национального сознания в целом. Линейный взгляд на историю, как правило, сочетался в них с близоруким прагматизмом, т. е. с привязкой социального действия к его непосредственному результату: свободы, порядок, прогресс и благосостояние всегда востребовались в режиме «немедленно». Отсюда болезненное нетерпение и неоправданные ожидания, а затем столь же болезненное разочарование отсутствием или двусмысленностью достигнутых результатов. Все эти стадии можно было наблюдать со времен крестьянской реформы 1861 года (если не с петровских перетрясок) и переворотов 1917-го, а сейчас – в массовых и элитарных оценках событий последних 10–15 лет.

Негативный фон

В современном общественном мнении результаты перемен последних лет оцениваются, как известно, в целом негативно.

Картина выглядит довольно беспросветной: по всем показателям (за единственным исключением – свободы информации) безусловно преобладают негативные оценки произошедших перемен. Примечательно, что реже всего улучшения отмечаются в сфере реальной, «участвующей» демократии, а чаще всего – в сфере демократии «зрительской» (получение информации).

Подобное распределение суждений – это не отражение случайных колебаний массовых настроений: общественное мнение в марте 2001 года довольно спокойно, 71 % считают, что они уже приспособились или вскоре приспособятся к переменам, 33 % предпочли бы, чтобы положение в стране оставалось таким, каким было до перестройки. В контексте других исследований обнаруживается примерно такая же доля (15–20 %) выигравших от перемен. (По статистическим данным, около 20 % населения за последние годы заметно увеличили свои доходы, оторвавшись от остальных социальных групп; именно эти 20 % обеспечивают сейчас основную часть потребительского спроса на престижные товары и услуги.) Болезненная проблема – социальная роль этой относительно состоятельной «верхушки»: она может быть как «локомотивом» или примером для общего подъема, так и «тормозом», препятствующим подъему «средних» и «низших» слоев. На деле оба механизма действуют одновременно.

Таблица 1.

«Как изменились за последние 10 лет…»

(Март 2001 года, N = 1600 человек, % от числа опрошенных)