Ищем имя

Нередко изменения продиктованы переосмыслением. Если происхождение имени неизвестно, а оно похоже на хорошо знакомое русское слово, то возникает ложная этимология: древнеримское имя Сильвестр (латинское «лесной» от сильва — «лес») кажется рожденным от русских слов село и верста, поэтому превращено в Селиверст; Галактион (древнегреческое «молочный», от той же основы, что и галактика, — «молочная») стал Локтионом — по мнимой связи с русским локоть.

Изменения, пусть мелкие, но многочисленные, делали имя неузнаваемым. Еще можно догадаться, что Аким — это изначально Иоаким, Охромей — Варфоломей, но трудно в формах Астах, Асташка, Остап узнать имя Евстафий. И уж вовсе не отгадаешь, от какого имени произошли Нюра, Неля, если не знать заранее, что их основа Анна (через промежуточную форму Анюта), — сохранен в них единственный звук н. Так и в краткой форме Дуня (Евдокия). Только р связывает краткую форму Шура с ее основами Александр и Александра.

Читательница Е. Крючкова прислала письмо-просьбу. Прочла в повести А. И. Куприна «Олеся», что имя героини — разновидность Елены, но все окружающие категорически возражают. «Каждый день спорим, помогите решить наш спор». Форма Олеся пришла к русским от украинцев и белорусов (белорусское произношение — Алеся), у них его основа Александра. Вообще же никто не запрещал переиначивать таким образом Елену или Ольгу.

Чрезвычайное богатство русских суффиксов позволяет выражать множество оттенков. Из имен Иоанн образовано почти полтораста форм (через производные Ваня, Иваш, Иванко и др.). С другой стороны, одной и той же производной формой можно пользоваться для разных имен: Валя — и от женских имен Валентина, Валерия, и от мужских — Валентин, Валерий. Краткая форма Слава подходит ко всем мужским именам с составной частью слав, слава.

У русских после изгнания доцерковных имен вроде бы стали монопольными так называемые канонические имена (канон — церковный закон) или календарные. Но всюду — в семье, на улице, в школе — вместо них употребляли краткие формы (не Василий, а Вася, не Мария, а Маша или Маня) и еще производные формы следующих ступеней: уменьшительные и ласкательные (Васенька, Васек, Васечка, Васютенька и т. д., Машенька, Манечка, Марусенька и пр.), а то презрительные, уничижительные (Васька, Машка, Манька и т. п.).

Многие неофициальные (внутрисемейные, уличные, школьные) имена совсем не связаны с официальными — бесчисленные прозвища, клички. Они весьма пестры и подчас «сиюминутны». Среди них и слова, выговариваемые самим ребенком необычно для взрослых.

Еще в XV—XVI веках установилась и прочно держалась обязательная норма: именовать всех нижестоящих на социальной лестнице не полным именем, а с привязкой суффикса ка, выражавшего презрительность. Даже крупнейший боярин, перед которым трепетали прочие бояре, подписывал свое обращение к царю «холоп твой Васька». Для народных масс это ка было всеобщим до середины XIX века, в отношении же угнетенных народов Поволжья и Сибири официальные документы царской России удерживали унизительное ка до конца столетия.

С гневом и болью писал В. Г. Белинский в знаменитом письме к Н. В. Гоголю, запрещенном для печати и тайно распространенном во множестве: «Россия представляет собой ужасное зрелище страны, где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Васьками, Стешками, Палашками».

С удивительной чуткостью выразил позже социальное противопоставление форм личных имен Лев Толстой, назвав героиню романа «Воскресение» Катюшей: «Так между двух влияний из девочки, когда она выросла, вышла полугорничная, полувоспитанница. Ее и звали так средним именем — не Катька и не Катенька, а Катюша».

Непростительно, что пишущие о русском языке то и дело именуют ка суффиксом «субъективной оценки». Субъективной! Это проникло и в учебники. Ни Белинский, ни Лев Толстой не были марксистами, но народность, совершенное понимание русского языка и безупречная честность продиктовали им подлинную правду. Безусловно, уничижительное ка служило не эмоциональной, не индивидуальной, а социальной оценкой. Утверждать обратное — значит повторять ложь с чужого голоса.

Что греха таить, в начале 20‑х годов комсомольцы тоже называли друг друга Володька, Колька, Катька, Нюрка, но они хотели подчеркнуто ниспровергнуть прежний этикет. История доказывает, что это не случайно: в 1789 году парижская беднота, восстав, заполучила кличку «санкюлоты», которую с ненавистью бросили ей аристократы («санкюлот» — буквально «без штанов»), а она стала самоназванием революционеров-якобинцев.

Наше ка исчезло скоро, в нем отпала надобность: с классами-угнетателями покончили. В самом ка не было заложено ничего порочного. У болгар, например, этот суффикс начисто свободен от выражения презрительности, напротив, образует гордые имена Цветанка, Славянка, Живка, Здравка. Значение всегда общественно, исторически обусловлено.