Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Что случилось? Почему весь день не оставляет меня нежданно свалившееся радостно-взбудораженное состояние? Среди гнусной работы – начали вывозить с поля рожь, и мы с Мишкой, как всегда, паримся в сарае на укладке снопов – вдруг словно теплая, мягкая волна обдаст сердце, и оно замрет в непонятном томлении. Странно. Неужели меня так обрадовала вчерашняя короткая встреча с…

Впрочем, случай таков, что о нем следует рассказать подробней. Вчера, в воскресенье, я ждала Веру, так как мы планировали с ней сходить после обеда в Почкау, навестить тетю Таню, которая, по слухам, болеет. Однако Вера удосужилась прикатить к нам на своем, вернее, на хозяйском велосипеде только к вечеру, и то буквально на несколько минут. «Колдовка» послала ее за какой-то надобностью в лавчонку к фриезеру и велела через сорок минут быть дома. Но Вера, конечно, не утерпела – уладив все дела у фриезера, завернула «на минутку» к нам. Была она вся страшно возбужденная, раскрасневшаяся, оживленная. Оказывается, в субботу вечером к ней приехала Женя, и они вдвоем уговорили «колдовку» отпустить Веру на ночь в Мариенвердер, к матери. И вот, когда они шли вчера с Женей по городу, неожиданно, лицом к лицу, встретились с русскими пленными, которые под присмотром вахмана возвращались в свой лагерь. В этот миг вахман чем-то отвлекся, кажется, тоже встретил кого-то из своих знакомых, и Вере с Женей удалось в течение нескольких минут поговорить с пленными. Все они попали к немцам недавно – месяца два-три назад – со слов Веры выглядят независимыми, уверенными, бодрыми, хотя – этого за бодростью не скрыть – сильно истощены.

Но откуда они? Из каких мест России? Где воевали? Нет ли среди них кого-либо из Ленинграда? Я забросала Веру вопросами, однако ни на один из них она, увы, не ответила.

– Ах, Верушка, да мы и не успели даже ничего толком разузнать, – огорченно воскликнула она. – Чертов вахман почти сразу отогнал нас от колонны. Ребята только успели крикнуть, чтобы мы пришли в следующее воскресенье к ним, в лагерь. Назвали улицу и дом. Мы с Женюшкой обещали. – Она озабоченно насупила брови. – Теперь я должна во что бы то ни стало уломать свою «колдовку», чтобы она опять отпустила меня. Буду вкалывать всю неделю без всяких пререканий. Как лошадь.

Она снова расплылась в счастливой улыбке: «Ох, Верушка, если бы ты видела, какие это ребята! Представляешь, все в нашей, советской форме. Я как увидела эти гимнастерки, пилотки, – веришь, – сразу мороз по коже. Даже не удержалась – заплакала… Все такие молодые, молодые, красивые, красивые. Особенно один из них – мы как раз с ним говорили, его Федей зовут. Сказал, летчиком был. Высокий, чернобровый такой…»

Тут Вера, словно бы что-то вспомнив, запнулась, виновато уставилась на меня: «Между прочим, Верушка, я им обещала, что мы втроем придем. Так и сказала – будем с нашей подругой. Они крикнули – „ждем с нетерпением!“».

Да, так я и поверила ей, как же! Она и думать забыла про меня, когда увидела этого Федю! А я-то, дура, весь день просидела дома! Но я не стала обижаться на Веру, хотя, конечно же, было страшно досадно и завидно, что это не мне, а ей посчастливилось увидеть наших пленных. Естественно, я тоже сразу же загорелась идеей побывать в следующее воскресенье в Мариенвердере, самой, своими глазами, увидеть наших родных воинов. Загорелась, но… но тут же и погасла. Как я туда попаду? Ведь Шмидт ни за что не даст мне пропуск. Лишь два дня назад мы с Мишкой опять жутко поскандалили с ним (плохо сложили снопы, и они посыпались в соседний отсек, шелестя осыпающимся зерном), и он, обозвав нас – в который уже раз! – «проклятыми большевиками», пригрозил обоих навеки – чтобы мы там и сдохли! – упечь в концлагерь.

Вера торопилась, и я, подсев на раму велосипеда, доехала с нею до деревни. Она успокоила меня, сказав, что, если Шмидт заартачится и не выпишет мне пропуск, она постарается стянуть незаметно чистый бланк у своей «колдовки», шлепнет печать на него – ей известно, где эта штука хранится, – а уж заполнить бланк мы сумеем как-нибудь и сами. Всю дорогу мы деловито обсуждали, сколько и чего нам следует взять с собой для передачи пленным. Вера обещала «позаимствовать» из хозяйской кладовой пачку-другую (а если удастся – то и целый блок) сигарет. Все-таки отчаянная она девка!

Вера уехала, а я направилась к Гале – мне хотелось, чтобы она тоже узнала о том, что в Мариенвердере появились русские пленные. У входа в дом встретилась с фрау Клееманн. Она довольно миролюбиво сказала, что Галя сейчас занята, но скоро освободится, и предложила мне подняться в Галину комнату. Страшась проходить мимо опустевшей каморки старухи-эмигрантки, я нерешительно поблагодарила ее. Фрау Клееманн, видимо, поняла мое состояние.

– Если не хочешь ждать наверху, можешь пройти в бар и помочь Гале управиться с уборкой, – помедлив, сказала она. – Чем быстрей наведете чистоту, тем скорей можете отправиться по своим делам.