Читаем Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 полностью

Галя обрадовалась моему появлению. Она только что закончила мытье полов, в просторном, полутемном от приспущенных штор помещении царили свежесть, приятная прохлада. Я взяла поданное мне Галей полотенце и принялась вместе с ней перетирать и убирать в буфет стоящие на одном из столов бокалы и фужеры. Появилась фрау Клееманн. Усевшись за небольшой столик возле окна, принялась щелкать на счетах, заносила какие-то пометки в толстую тетрадь, изредка поглядывая на нас.

Позади звякнул колокольчик, пропуская запоздавшего посетителя. Я стояла спиной к двери и не могла видеть того, кто вошел. Но заметила, как Галя приветливо кивнула кому-то, а затем с лукавой выжидательностью уставилась на меня.

Я обернулась. Позади, шагах в пяти, стоял Джонни. В его позе чувствовалась несвойственная ему нерешительность – словно бы он раздумывал, пройти ли ему к стойке или тут же выскользнуть обратно. Я обрадовалась царящему в баре полумраку, так как почувствовала, что предательски покраснела. Как давно я его не встречала! Кажется, с того прошлогоднего июньского дня, когда мы вот так же, ненароком, столкнулись здесь, в этом зале, и он лишь сухо, с холодной вежливостью кивнул в ответ на мое приветствие. Целый год! Правда, после той короткой встречи я несколько раз мельком и издалека видела его в деревне, но все это было мимолетно, и я не уверена даже, замечал ли он меня.

– Ну, что ты мнешься, Джонни?! Проходи же, – приветливо обратилась к нему фрау Клееманн, подслеповато щуря глаза под задранными на лоб очками. – Ведь это ты, Джонни, не правда ли? Тебя давно не было видно здесь… Как поживают госпожа и господин Насс? Ваш молодой хозяин еще не приезжал в отпуск? – Она обернулась к Гале. – Халина, обслужи этого молодого человека. Принеси ту малую бутыль, что отнесли на ледник. – И снова к Джону: – Вообще-то, можно сказать, что мы сегодня уже расторговались – ради воскресенья было немало посетителей. Но для хорошего человека у нас всегда найдется кружка-другая отличного, свежего пива.

Галя вышла, а фрау Клееманн, посоветовав Джону чувствовать себя как дома, снова водрузила на нос очки, принялась скрипеть пером по бумаге.

Джонни обернулся ко мне. Его ярко-синие глаза в полумраке снова казались совсем черными: «Ну, здравствуй. Я не видел тебя уже, наверное, лет сто».

– Здравствуй, Джонни.

– Как ты живешь? Как все ваши? Есть что-нибудь новенькое?

– Увы… В смысле домашних дел – все по-прежнему. Фронтовые же новости тебе известны… А как ты?

– Нормально. Правда, последние два месяца провалялся в госпитале. Боялся, что после выписки запрут в лагерь в Мариенвердере. Но Бог миловал. В прошлую среду вернулся.

– В госпитале? А я и не знала. Что-нибудь серьезное?

– Да нет… Представляешь, выяснилось, что у меня в животе появилось нечто лишнее, вот это лишнее и отрезали… Словом, аппендицит. Вроде бы пустячная операция, а что-то там получилось не так, как надо. Но ничего. Зато теперь все – о’кей.

– Ты похудел, Джонни.

Он впервые улыбнулся: «Стал моложе, верно? И элегантнее».

Вернулась Галя, держа в руках пузатую, запотевшую бутыль, на три четверти заполненную золотисто-янтарным пивом.

– Выпьете со мной? Ну, прошу… Хоть чуть-чуть.

Джонни с улыбкой смотрел на меня. Мне не хотелось его огорчать:

– Только совсем-совсем немножко. Стоп! Хватит! Галя, а ты?..

С разрешения фрау Клееманн Галя достала из буфета и поставила на стол маленькую голубую вазочку с черными солеными сухариками и поджаренными кукурузными хлопьями. Мы с удовольствием хрустели ими и слушали Джона. Уж не знаю, подействовало ли на него пиво, только он постепенно разговорился, опять был «в ударе» – смешно «живописал» госпитальную жизнь, представлял в лицах больных, врачей, санитаров. Рассказывая об одном молоденьком солдате, что, забоявшись операции, неожиданно удрал из операционной, чуть ли не из-под скальпеля, Джонни вдруг грохнулся на пол, демонстрируя, как тот трусишка шарахался от ловивших его медицинских сестер и хирургов, бросками крутился вокруг стола. Мы с Галей, да и фрау Клееманн тоже, глядя на него, буквально покатывались от смеха.

Отсмеявшись, фрау Клееманн вытерла платком выступившие на глаза слезы, затем внезапно произнесла нелепое: «Посмотри, Джонни. Какие красивые эти русские девчонки. А ты… А ты все ходишь один…» Улыбаясь, она выжидательно смотрела на него. А тот вдруг, так же как и мы, смутился чуть ли не до слез, не нашелся, что ей ответить. Отряхивая брюки ладонью, молча опустил голову.

Ожидая Галю, которая поднялась к себе переодеться, мы с Джоном вышли на улицу, остановились возле крыльца. Теперь разговор чего-то не клеился. Мне казалось, что Джону хочется уйти и что он стоит здесь, со мной, только из вежливости, и я досадовала на Галю, что она так долго копается. Джон почти беспрерывно курил, уже достал из пачки третью сигарету.

– Ты много куришь, Джонни. Может быть, не следует так после операции.

– А-а… Какая разница. – Он беспечно, по-мальчишески, махнул рукой, помолчав, в упор уставился на меня. В его глазах проскальзывали любопытство и вместе с тем непонятная отчужденность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное