Читаем Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 полностью

– Что случилось? – переполошился вдруг «тип», и на его лице явственно отразился брезгливый страх. – Почему живот? Может быть, у вас тифус? Кстати, среди поляков уже есть подобные случаи. Давно болит?

– Ах нет. Ну что вы! – в свою очередь перепугалась я. Не хватало еще, чтобы меня с ходу отправили с «тифусом» в заразную лечебницу. Ведь эти немцы боятся слова «тиф», как черт ладана. – Ничего страшного, – добавила я успокоительно. – Просто я, видимо, подняла что-то тяжелое. Скоро пройдет.

– Найн, найн, – отступив от меня на значительное расстояние, торопливо вымолвил «тип». – Я считаю, что вы должны немедленно показаться врачу. Кстати, у вас, наверное, еще и жар – все лицо пылает. Сейчас я распоряжусь – вас отвезут на автомобиле в местную лечебницу… Хелло! – крикнул он возившемуся возле грузовой машины хромоногому парнишке в полугражданской одежде. – Хелло, отвезите, пожалуйста, эту «остарбайтерин» к деревенскому доктору. Если его нет, отправляйтесь в город – ей необходимо немедленно обследоваться у врача на случай тифа. Нет, нет… В кабину не сажайте, пусть сидит в кузове.

Мама с Симой с тревогой, а Вера с Галей с любопытством и с недоумением проводили меня взглядами, когда я, незаметно кивнув им, прошествовала мимо с сопровождающим меня на расстоянии «типом» к машине. Вообще-то, я посвятила девчонок в свои планы, что постараюсь, если удастся, пораньше улизнуть с окопов – мол, наших пленных все равно тут нет, а к нам Мишка вчера приехал, – но они, как, конечно, и я, не ожидали, что чрезмерно пекущийся о собственной безопасности «тип» проявит вдруг такую ретивость.

Всю дорогу, трясясь в кузове, я ругала себя самыми последними словами и еще истово молила Бога, чтобы деревенский лекарь оказался дома, а не был где-нибудь в отъезде, смутно надеялась, что он найдет способ как-то выгородить меня. Ведь если мне придется ехать в Мариенвердер, тамошние городские врачи не только тотчас обнаружат обман, но еще, пожалуй, припишут мне и симуляцию.

На счастье, «Коси-коси сено» оказался на месте. Видно, ему самому нездоровилось, – он вышел на крыльцо навстречу нам, в теплом стеганом халате, с обвязанной клетчатым шерстяным платком шеей и вообще весь из себя какой-то мятый, жеваный.

– Эту русскую прислали к вам, господин доктор, прямо с окопов для врачебного обследования, – сказал водитель, стараясь, как и «тип», держаться от меня на расстоянии. – У нее все признаки тифа. Пожалуйста, будьте осторожны.

– О нет… Я уверена, господин доктор, что это вовсе не тиф! – умоляюще обратилась я к старому лекарю. – Скорей всего, опять подняла что-то тяжелое… Земля сырая. Как в прошлый раз – помните? Я уже как-то была у вас. Тогда у меня тоже болело в животе. Вы очень хорошо помогли мне.

Хмуро, будто не узнавая, «Коси-коси сено» неприязненно уставился на меня, стоящую в ожидании перед ним – в тяжелых, перепачканных глиной клемпах, с грязными руками, в неизменном своем «макинтоше», но зато в кокетливом красном берете и с таким же шарфиком.

– Хорошо. Я тщательно обследую эту «остарбайтерин», – сказал после долгой паузы лекарь, обращаясь к водителю, – и если, в самом деле, обнаружится что-то серьезное – немедленно сообщу в городские санитарно-профилактические службы для принятия соответствующих мер. Так и передайте вашему начальнику… Можете ехать. Ауфвидерзеен.

– Ну что – будем обследоваться или в этом нет надобности? – строго спросил меня «Коси-коси сено», когда водитель, с трудом втянув в кабину негнущуюся ногу, шумно погнал машину по деревенской улице, подняв вслед за собой яростный собачий лай. – Только, прошу, честно…

– Нет надобности, – упавшим голосом с великим стыдом промямлила я. – Понимаете, господин доктор…

– Не надо объяснений, – устало отмахнулся старый лекарь. – Тут все ясно… Все ясно. Я, если хочешь знать, тоже считаю, что заставлять вас, «остарбайтеров», строить немецкие укрепления под угрозой концлагеря – глубоко безнравственно. И очень хорошо понимаю ваше моральное неприятие этой акции… Однако… – Набычившись, он опять уставился на меня долгим, строгим взглядом. – Однако ты все же не должна, милая девушка, отказываться от хождения на окопы – это может кончиться для тебя слишком печально. Советую тебе проникнуться сознанием, что твоей вины в насильственном труде нет… Ну а теперь можешь отправляться домой, или куда там тебе надо. В случае необходимости, если потребуется врачебное подтверждение твоего внезапного «заболевания», – тут «Коси-коси сено» насмешливо прикрыл один глаз, так что от него осталась лишь светло-голубая щелочка, – в случае необходимости я позвоню куда следует… А в прошлом месяце в России погиб мой внук, – вдруг невпопад произнес старик, когда я, горячо поблагодарив его, с трудом открыла тугую, отсыревшую от осенней непогоды щеколду калитки. – Единственный мой любимый внук…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное