Читаем Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 полностью

– Мама! – Я побежала к только что разожженному на обочине дороги костру. Все случилось так быстро, что мама даже не заметила, что происходило возле прицепа. – Мама, ну что? Решайся! Сейчас самый подходящий момент. Эти парни… Они зовут нас. Говорят – место надежное. Ну, что ты смотришь так? Пошли! Ведь сама же вчера согласилась…

– Куда идти-то? А ты знаешь – кто они? И что, – по-твоему, мы должны отправиться прямо так? Хоть бы сухари с собой взять…

– Прямо так! Не умрем! Это – русские пленные. Долго ждать нас они не будут… Давай! Пошли же!

И мы пошли. Не оглядываясь. В чем были. Без раскаяния и сожаления. Хотя нет – неправда. Об одном я сожалела – о своей оставленной на возу Гельба сумке с дневниками. Горько, надо сознаться, сожалела. Ведь я теряла не только несколько исписанных от корки до корки тетрадей – там, на возу, остались все мои радости и печали, тревоги и разочарования, любовь и тоска, отчаяние и надежда – все, что составляло суть моей жизни за три долгих года неволи. «Ну, что уж так-то переживать, – мысленно утешала я себя. – Ведь главное сейчас – попасть к своим. Главное – свобода…»

Ну а дальше… Дальше был сплошной кошмар. Торопясь за своими спутниками, мы вышли на задворки какой-то усадьбы. «Надежным местом» оказалось небольшое, приземистое строение, типа сарая, со сложенным в центре из закопченных кирпичей очагом под огромным чугунным котлом. По-видимому, здесь готовили корм для свиней – из тесного, холодного помещения еще не выветрился густой специфический сладковатый запах запаренных отрубей и вареного подмороженного картофеля.

Я поняла, что имели в виду наши спутники, когда говорили о надежности их убежища. Расположенный рядом с постройкой свинарник сгорел, возможно, вместе со свиньями. От него остался лишь черный, обугленный остов. Надобность в кормокухне отпала, в нее никто из обитателей усадьбы не заходил. Да и вряд ли в это сумбурное время кому-либо из посторонних тоже пришла бы в голову мысль заглянуть в невзрачное, угрюмого вида строение.

Ужасный беспорядок, хаос царили в помещении. За котлом виднелась на полу слежалая солома, служившая, видимо, здешним обитателям постелью. Над каменкой были развешаны грязные портянки, рядом – вороха каких-то цветных тряпок. Повсюду на земляном полу валялись пустые бутылки, битые стекла, окурки, ржавые консервные банки, клочья засаленной бумаги.

Мы с мамой примостились на единственной колченогой скамейке, а четверка, усевшись в круг на полу, не обращая на нас внимания, сразу принялась за Шмидтовы бутылки. Очень скоро все они буквально опились. Начались бессвязные, хвастливые разговоры, быстро переросшие в спор, а затем и в яростную ссору. Особенно усердствовал тот, что в шляпе, явно претендовавший на роль лидера. Все чаще и чаще бросая в нашу сторону неприятные, сальные взгляды, он плел явную околесицу. Все они, – грязным пальцем «жилистый» тыкал в лица своих собутыльников, – все они – дерьмо, «шестерки» при нем. Хотя бы потому, что он находится здесь по спецзаданию… Это задание весьма важное для всей нашей страны! Они еще услышат о нем… О нем еще все услышат! Он не потерпит, чтобы кто-то относился к нему неуважительно…

– Куда мы попали? Это какие-то бандиты, а не пленные, – испуганно шепнула мне мама. – Нам надо срочно сматывать отсюда. Давай двигайся к двери…

Мы попытались незаметно подняться, но «жилистый» тотчас разгадал наше намерение.

– Куда? – гаркнул он пьяным голосом. – Оставаться на местах! Отсюда теперь нет для вас выхода.

В конце концов кто-то из оскорбленных «шестерок» схватил пустую бутылку, в руках у другого сверкнул нож. Но к счастью, кровавой драме не суждено было разразиться. Неожиданно распахнулась дверь, и на пороге возникли… Шмидт и еще какие-то два типа, видимо знакомые ему бауеры, которых он прихватил для подмоги. У каждого в руках были охотничьи ружья. Увидев нас, напуганных вдвойне, – и его внезапным появлением, а еще больше – разнузданным, непредсказуемым поведением упившейся четверки, Шмидт, моментально оценив ситуацию, угрожающе вскинул ружье к плечу и, сделав зверскую физиономию, рявкнул нам с мамой:

– Быстро на выход! Лось! А вам… – Он угрожающе навел дуло на ошалевшую и будто враз отрезвевшую компанию. – А вам, ворюги проклятые, не трогаться с места! Если не хотите иметь дело с полицией… По каждому из вас уже давно веревки плачут. Только попробуйте высунуться вслед за нами. Только попробуйте!

При этих словах еще два дула нерешительно просунулись из-за спины Шмидта в дверной проем. Под столь мощной охраной мы с мамой, не мешкая, выскочили наружу и чуть ли не бегом, подстегиваемые доносящимся позади яростным Шмидтовым «ором», устремились к своему обозу. Движение на дороге уже возобновилось, но наши, возглавляемые трактором повозки стояли в ожидании на обочине.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное