Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Ага… Кто-то опять пожаловал к нам, – вероятно, это обещанный посыльный. Продолжу, если, конечно, представится возможность, в ином месте.

15 марта Пятница

Оказывается, не одни мы такие «отважные», что прятались от полицейских ищеек по подвалам. В лагере для «репатриантов» – так тут нас теперь официально именуют – насчитывается сейчас что-то около шестидесяти человек. В основном это – «остарбайтеры» – русские, украинки, белоруски, но есть также польки, чешки, румынки, молдаванки.

«Лагерь» – это огромное с высокими стрельчатыми окнами помещение с расположенными вдоль стен в несколько рядов двухъярусными кроватями. Центральную его часть занимает «столовая», где стоят несколько столов и скамейки. Сюда дежурные приносят в бачках из солдатской кухни завтраки, обеды и ужины.

Из нашей прежней «команды» остаемся неразлучными лишь мы четверо – мама, Катерина, Руфа и я. Марыся и Янина встретили каких-то давних знакомых и перебрались к ним, в другой конец зала. Вскоре их примеру последовала и Стася, примкнувшая к своим сородичам – словакам. Что же касается Надежды – то она теперь, по-видимому, в каком-нибудь специализированном госпитале. Но об этом – чуть позже.

Пан Тадеуш с Хубертом и Анджеем содержатся в мужском лагере, что находится в этом же здании – этажом ниже.

Время тянется ужасно медленно. Безделье утомляет хуже самой тяжкой работы, а главное, что гнетет душу, – это опять полная неизвестность того, что нас ожидает. Вчера, едва мы успели более-менее устроиться на новом месте, в лагерь пожаловали два чиновника из городской военной комендатуры с папками в руках для составления списка репатриированных. Мама спросила их, когда же мы все-таки сможем уехать в Россию?

Тот, который постарше, чернявый, похожий на цыгана, с погонами «капитана» и с голубоватым шрамом на скуле, с какой-то недоброжелательной усмешкой покосился на нее.

– Уж больно вы прыткая, мамаша. Прежде чем отправиться в Россию, надо хоть какой-то документ при себе иметь. А до этого всех вас еще не один раз просеют, да не через решето, а через мелкое-мелкое сито. Чтобы ни один предатель, ни одна предательница не ускользнули от возмездия, не остались бы безнаказанными. Ведь как-никак каждая из вас не один год бок о бок с фашистами обитала…

Второй же, что помоложе, с кудрявящейся цвета соломы бородкой на обожженном, в бурых пятнах лице, желая, видимо, сгладить резкий тон своего начальника, добродушно, по-свойски, подмигнул мне с Руфиной: «Что вам тут-то не сидится, а, девчата? Наработались вдосталь на немца – отдыхайте теперь. Кормят вас, поят – чем не житуха? А ведь в России никто с вами нянькаться сейчас не будет – с ходу на какую-нибудь стройку пошлют – глину месить, кирпичи таскать. Так что отдыхайте, пока есть возможность».

– Недосуг нам отдыхать, сынок, тем более теперь, – оборвала весельчака мама. – Сам же говоришь – Россию надо заново возрождать… Я всю жизнь на земле трудилась, а сейчас-то, посмотри, – весна на дворе. Самое время поля обрабатывать, к новому урожаю их готовить. Если отпустите нас скоро – к самому сроку попадем. А продержите тут долго – что мы успеем? Ничего! Так что подумайте об этом, и ты, сынок, и твои начальники, да поторопитесь с выдачей нам документов… А вам… – она бесстрашно обернулась к усевшемуся за стол перед листом бумаги хмурому капитану, – а вам, товарищ командир, не следует в каждой из нас видеть предательниц. Мы не по своей воле оказались здесь, в чужой стране, нас гнали из дома с автоматами и с овчарками. Будь мы предателями – наверное, не прятались бы от полицаев под пулями, ожидая вас, не рвались бы в Россию, а бежали вслед за немцами на Запад…

Собственно, название «лагерь» – чистая формальность, так как никто из нас не лишен свободы выходить в город, общаться с другими репатриантами. Вчера вечером к нам приходили «в гости» Анджей с Хубертом, сказали, что, по-видимому, судьба невольников-мужчин – а их там тоже около сотни, – что их судьба будет решена уже очень скоро. Во всяком случае, непонятная, загадочная «проверка» в их лагере уже началась. В первую очередь вызывают на допросы «восточников». Многих парней, что благополучно прошли пресловутую «проверку», уже отправили на какой-то сборный пункт, где, по слухам, формируются воинские подразделения. Тех же, кто вызвал у проверяющих какие-то подозрения, оставляют пока в городе, но уже под охраной.

Боже мой, как нехорошо на сердце. Что же это за грехи довлеют над нами, которые невозможно простить?