Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

– Из Ленинграда?! О-о!.. Подумать только – моя землячка нашлась!! И где? Здесь, в далекой, чужой Германии!! Ну, знаете, – и вправду говорят – мир тесен! – Капитана словно бы подменили – недавней досады как не бывало. Он смотрел на меня сияющими глазами. – Значит, вы – ленинградка?! Я ведь тоже из тех краев. Правда, не в самом городе живу, а в пригороде – в Лигово. Может быть, слышали такое название?

– Конечно слышала! Урицк… Лигово… Сосновая Поляна… А я – из Стрельны – это же совсем-совсем рядом. Рукой подать! Надо же, какое совпадение! – Я тоже была готова подпрыгнуть от восторга, страшно обрадовалась неожиданному открытию. Все мои недавние тревоги и опасения враз и бесследно улетучились. Появилась твердая уверенность, что «земеля» ничего не может сделать плохого «земеле». Капитан словно бы угадал, о чем я думаю. Внезапно его рука опустилась на мои пальцы.

– Послушайте, не бойтесь вы меня. И… и простите, пожалуйста, за этот глупый спектакль. У меня в мыслях не было и нет ничего дурного по отношению к вам. Просто захотелось немножко отвлечься от всех своих до чертиков надоевших дел и посидеть часок-другой в компании со свежим человеком, естественно, с девушкой… Просто по-человечески поговорить.

И конечно же, я сразу простила очень симпатичного с этого момента капитана и, когда он во второй раз снова нерешительно предложил выпить за неожиданную встречу и знакомство двух ленинградцев на чужой земле, не стала отказываться и выпила вместе с ним (правда, совсем немножко) чудесного трофейного шоколадного ликера. А потом мы очень мило беседовали. Удивительное дело – я чувствовала себя с этим совершенно незнакомым мне человеком необычайно легко и свободно и даже могла без привычных робости и смущения отвечать шуткой на шутку, что, кстати, очень редко случается со мной. Лишь с одним парнем, к тому же – нерусским, англичанином, который теперь далеко и с которым мы, наверное, никогда уже больше не увидимся, чувствовала я себя вот так же легко, непринужденно и раскованно.

Александр, Саша – так зовут капитана – с искренним интересом расспрашивал меня о нашей жизни в поместье, об отношении к нам, «восточникам», – «хозяев» и немцев вообще, а также о германских порядках, обычаях и традициях. И скорей всего, именно его искренность, участие и заинтересованность и помогли мне преодолеть почти постоянную при встречах с незнакомыми людьми идиотскую скованность и даже почувствовать себя интересным собеседником. По просьбе Александра я рассказала о наших последних, связанных с побегом от Шмидта, мытарствах, о днях, проведенных в вонючем клозете, и тут неожиданно услышала сразившее меня известие.

– Когда, вы говорите, вас освободили из тюрьмы? – спросил капитан, и по возникшей на его лбу жесткой складке я поняла, что он о чем-то напряженно размышляет.

– Примерно в середине февраля… Собственно, нас даже и не освобождали, а передали в качестве «штадтарбайтеров» в распоряжение городского магистрата. Остальных же погнали куда-то дальше. Как мы полагаем – на Запад.

– К сожалению, ваших сокамерников недалеко угнали, – мрачно сказал Александр. – Недавно нашими войсками обнаружено свежее захоронение большого количества людей – мужчин и женщин. Судя по их одежде, это были иностранные рабочие… По-видимому, фашисты по каким-то причинам решили избавиться от пленников – от нежелательной для себя обузы. Возможно, опасались попасть в окружение советских войск.

Так вот оно что! Вот какой «абмарш» уготовили для моих друзей эти изверги в человечьем обличье! Вот куда они гнали советского парня Валентина Тумачевского, француза Жюля, бельгийца Рено, итальянца Петруччио, невозмутимых, из неведомой, заморской страны «прынцев» и многих-многих других молодых и не очень молодых людей, одинаково мечтавших жить, любить, вернуться на Родину… На смерть гнали! И только теперь до меня дошло, какой страшной участи нам, семерым, удалось избежать, как милостлива оказалась к нам опять судьба…

Время за разговорами летело незаметно. Наверное, прошло уже часа полтора, а может, и целых два, когда мой собеседник, взглянув на часы, нехотя поднялся из-за стола.

– К сожалению, мне уже пора. Служба не терпит. Спасибо за приятно проведенное время. Я провожу вас. Нам по пути. – Он с улыбкой смотрел, как я застегиваю неподдающиеся пуговицы на своем гигантском пальто. – Откуда у вас оно? Поменьше размером не нашлось?

– О-о, эта «вещь» – единственное, что осталось у нас, и мы должны во что бы то ни стало сохранить ее, – сказала я голосом мамы. – Дело в том, что пальто принадлежит моему старшему брату Михаилу. Мы тащили его за собой в Германию, теперь надо вернуть по принадлежности. Если, конечно, Миша жив и тоже вернется домой, – добавила я со вздохом. – Мама считает, что если «вещь» у кого-то из нас на плечах – это верная гарантия того, что ее никто не украдет… А что? – спросила я после небольшой паузы. – В этом пальто я действительно кажусь вам очень смешной?