Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Прошло примерно уже три часа, как наши ушли в лагерь, – должны вот-вот вернуться. Мои питомцы сгрызли по сухарю, а теперь спят возле тюков под тем же клетчатым одеялом.

Я успела записать все, что хотела, но, чтобы картина предстала как можно наглядней, попробую, пока есть время, описать зал. Огромное помещение под куполообразной, когда-то, видимо, прозрачной, а сейчас залатанной чем придется кровлей, битком набито людьми – ожидающими своего часа отъезда пассажирами – сидящими, лежащими, слоняющимися, плачущими, смеющимися, кое-где дерущимися и даже иногда поющими и пляшущими. Мужчины, женщины, дети располагаются группами на полу, каждый занят собой, своим делом. Кто-то, сидя на корточках, расчесывает гребнем грязные, свалявшиеся волосы. Кто-то, достав из-за отворота фуфайки иглу, латает продранную одежду. Кто-то, вызывая зависть ближнего окружения, с хрустом грызет сухари, доставая их грязными пальцами из серых мешочков. А кто-то просто спит, растянувшись на полу, или делает вид, что спит.

Невдалеке от нас грузная, неопрятная женщина, с выбившимися из-под шали темными, сальными волосами, сидя на узле, гадает на картах. Возле нее переминаются в очереди, зажав в кулаках сохранившиеся советские купюры, несколько молодых женщин, желающих узнать за мятые рублишки свою близкую судьбину. Чуть подальше любители карточной азартной игры самозабвенно бьют шулера – из образовавшейся свалки доносятся яростная матерная брань, визгливые причитания.

Возле наших тюков, почти вплотную к ним, расположился какой-то тщедушный, цыганистого типа мужичишка в обтрепанной полувоенной одежде. Время от времени он что-то копошится, шебуршится внизу, либо, приподнявшись на локтях, оглядывает зал, иногда выжидательно смотрит на меня жуликоватыми, бегающими глазами. С неприятным, омерзительным чувством я заметила возле воротника его шинели большую серо-белую вошь, которая, неторопливо прогулявшись вдоль спины и обратно, скрылась наконец в отдаленно напоминающих шарф лохмотьях. Сначала я хотела сказать мужичишке про вошь, попросить его отодвинуться хотя бы немного подальше от наших тюков, но так и не решилась. А потом, не переставая, со страхом и с гадливостью в душе, следила – не поползут ли вши по узлам? Хорошо все-таки, что догадалась уложить детей с противоположной стороны и сама сижу здесь.

Конечно, вши теперь для меня не новость – ведь, сидя в вонючей тюряге, мы все с лихвой обзавелись ими. Однако за дни работы в богадельне (там были «бадциммер» и мыло) нам с Надькой удалось более-менее избавиться от этих ползучих тварей.

В зале много военных – и простых солдат, и офицеров, видимо, едущих в Россию отпускников. Они, и в особенности женщины-фронтовички, держатся обособленно, небольшими группами и выглядят островками порядка в этом расхристанном, разномастном вокзальном обществе. В противоположном от нас конце зала вдруг вспыхивает разудалое, буйное веселье. Там кого-то чествуют, по-видимому – большого героя. Под хор хмельных голосов, что с гиканьем, с улюлюканьем, с разбойным посвистом разносится под сводами вокзала, множество рук подбрасывают в воздух какого-то человека:

…Ты казала, у середу
Приходи к нам на беседу.
Я прийшов – тоби нэма,
Пидманула, пидвела.
Ты ж мене пидманула…

При последних словах вверх вновь и вновь взлетает и неуклюже оседает в протянутые руки что-то огромное, распластанное, в черной, с разлетающимися полами бурке и в косматой папахе… Мне по-настоящему страшно: не дай Бог, эта орущая, свистящая, топочущая хмельная орда переместится сюда, в наш край. Ведь такие в азарте гульбы все сметут на своем пути – сметут и глазом не моргнут.

Ага. Мои питомцы заворочались. Катенька открыла свои небесно-голубые глаза и сморщила плаксиво нос. Сейчас заревет. Пора мне заканчивать.

21 марта Утро

Кошмар! Наши все еще не вернулись. Провалились они, что ли, в этом лагере? Не случилось ли с ними чего? Слабое утешение приносит только мысль – мама там не одна, а со всеми сразу не может произойти ничего плохого. Но почему, почему их до сих пор нет?

Вдобавок ко всем неприятностям нас обокрали. Вчера, после того как мы пообедали сухарями (перед уходом наших в лагерь мы ссыпали все остающиеся сухари в один мешочек – получилось что-то около двух килограммов), – так вот, после того как мы съели по сухарю, все дети сразу и безотлагательно запросили пить. А воды нет – те полфляги, что оставила Зина, Катенькина мама, Петька с Колей случайно в потасовке опрокинули, в ней остались лишь какие-то капли. Надо было срочно отправляться на поиски какого-либо водного источника. А как оставить без присмотра вещи и этих «архаровцев»?