ИСКАТЕЛЬ.1979.ВЫПУСК №1

в клетку, клетки слились в колонию, а потом из колонии развил

ся организм В колонию человечество слилось еще задолго до

нас, а потом из колонии оно выросло в единый организм. Все

они теперь одно, понимаешь? Каким-то образом они мыслят

в м е с т е... Произошло гигантское усложнение структуры... Мне

не до конца понятно, хотя какое там не до конца, мне абсолют

но не понятно, каким образом это могло произойти. Попробуй

объясни клетке, что такое организм. Теперь человечество везде.

Для него нет ни пространства в нашем понимании, ни времени,

а вернее, для него нет власти пространства и времени над ним...

Да что говорить — что бы мы тут ни насочиняли о его безгра

ничном могушестве, все равно выйдут пустяки по сравнению с

тем, что есть... Попробуй представить себе питекантропа, рас

суждающего о всемогуществе человека XX столетия?..

Как в детстве, — подхватил я, — мечтал, когда вырасту,

59

заработаю сто рублей и скуплю все торты в кондитерской. А когда вырос, то о тортах и не вспомнил...

— И это тоже, — согласился Олег, — конечно, наши пробле

мы несравнимы... Но, ты видишь, тут я знаю немногим больше

твоего, представляй себе все, что только сможешь, и ошибешь

ся только в сторону недобора...

Мне стало жутковато...

А как оно... они то есть выглядят?

Сам понимаешь, каждый из них может быть на вид каким

угодно, это даже нам доступно... Кстати, как мы и предполага

ли, люди оказались не единственной расой во вселенной, и ны

нешнее человечество включает в себя все расы, какие только в

ней есть. Так что люди сейчас какие угодно, но в основном

каждой расе больше нравится свой исконный облик. Наш Пер

вый похож на меня. И на тебя.

Мы помолчали.

Главное, не стоит огорчаться. Немного времени пройдет, и

мы дорастем наконец до него и сольемся, и нам сразу станет

все ясно, но и тогда никому не удастся высказать эту ясность

на том языке, которым мы сейчас пользуемся... Наш Первый был

терпелив, я досаждал ему вопросами много часов, а он пытался

ответить, но единственное, что ему удалось, это доказать мне

наконец, что я не могу его понять. И тогда я отстал, извинив

шись. А он ничего другого доказывать и не собирался, поскольку

знал, что ничего другого и не выйдет. И если тебе недостаточ

но моих слов, ты можешь отнять у него столько же времени,

сколько и я, но результат будет таким же, разве что ты стал

гением за те четыре года, что мы... не виделись.

Я не стану ему досаждать. Но кто .наконец он? И кто ты?

Все мы — я. У человечества теперь всечеловеческая па

мять. Оно помнит все, что было с ним, но, как и отдельный че

ловек, не все одинаково, а кое-что и ему не удается, скажем,

запомнить незначительное. Запоминается что-то особенное, ведь

так? И ты удивишься, когда узнаешь... Впрочем, погоди-ка, сна

чала расскажу, что запоминается. В первое время запомина-^

ются Звездные часы... Момент творчества, момент озарения, мо

мент проникновения... Эти мгновения отпечатываются во вселен

ной, они отпечатываются и в памяти человечества... Так было

всегда, только в наши дни для этого служили книги, картины,

ноты, документы... Теперь запоминание идет непосредственно, и

потому теперь никто не умирает — его помнят... А мы умирали,

и память о нас оставалась в виде чего-то, и с теми, с кем это

произошло, с теми, чьи мысли, чья суть, выраженная в книгах

ли, в делах ли, дошла до настоящего времени, было проще все

го... Оказывается, это очень легко — восстановить автора по его

'книге...

По каждой книге? — Я представил себе легионы авторов,

выпускавшихся стотысячными тиражами, и у меня закружилась

голова.

Нет, что ты, — успокоил Олег, — я, правда, не совсем

себе представляю, в чем тут дело, но из каждого следа — а

всякая книга это только один след — можно воссоздать только

одного человека. Тиражирования не происходит, оно и не нужно

никому. "Но дело не только в этом. По неясным для меня при-

60

чинам в результате восстановления след исчезает. Может быть, потому, что памяти незачем хранить следы того, что само в ней содержится?

Я что-то понял, не знаю, правда, что, но... продолжай.

Так вот, оказалось, очень легко восстановить автора по

книге, композитора по музыке, словом, творца по творению...

Помнишь, я говорил тебе, что сейчас есть десятки Моцартов?

До настоящего времени дошли десятки его творений, понимаешь?

Понимаю! Значит, ты... Четыре года назад... Я тогда на

писал, я помню... Значит, это по ней ты восстановлен?

Да.

Пережила, значит, века моя вещичка... Хоть одна-един-

ственная из всех моих, но пережила...

Увы, все гораздо хуже... Из написанных в XX веке книг

сохранились все или почти все, так уж было поставлено библио

течное дело. Правда, далеко не в каждой из них имеется след

души автора. В моей и твоей книгах такой след оказался. Хо

тя... Увы, то была" обычная, заурядная книга, просто во всякой

книге, в самой заурядной, есть след души автора, иначе это не

книга, а просто набор черных типографских знаков. У нас все

же* ¹была книга.

Но ведь книга, книга-то была не одна! Все остальные,

что же, набор знаков? — Я вскочил на ноги.

— Поверь, мне так думать не приятнее, чем тебе!

Я поверил и сел. .