Искатель, 1996 №5

— Я не знаю никаких подробностей о смерти Хаузера, — сказал Васильев. — Может быть, это ваши люди убили его. Зачем вы переправили умирающего человека в Соединенные Штаты? Вам разрешили использовать его мозг для проведения эксперимента? Все процедуры были проведены в соответствии с вашим методом извлечения информации, от предоставления которой вам сам Хаузер мог бы отказаться.

Кори встал.

— Могу я уйти отсюда? С меня довольно этой аргументации. Все это абсолютно лишено смысла. Профессор Васильев, уверен, знает обо всем не хуже меня.

И Кори направился к выходу, успев по дороге обменяться взглядом с Вендтландом, который, весело смеясь, о чем-то беседовал со своей спутницей.

Спустившись по небольшой лестнице, Кори оказался в вестибюле отеля.

Как бы нужен был сейчас метод, с помощью которого удалось бы стереть в сознании Гиллеля память Хаузера, иначе Гиллель никогда не вырвется отсюда. Его увезут в Россию, и там он бесследно исчезнет.

Вестибюль отеля с его большими красными плюшевыми креслами и столами с викторианскими ножками и мраморным верхом представлялся Кори клеткой. Он быстро прошел мимо стойки администратора, вокруг которой толпились туристы, заполнявшие бланки, составленные на полдюжине языков, и вышел из отеля на улицу.

Кори удивило обилие людей с портфелями, маленькими чемоданчиками, папками в руках. Как будто каждый прятал там что то нелегальное.

Стараясь выяснить, нет ли за ним хвоста, Кори остановился у витрины какого-то магазина и рассматривал отражения прохожих в ней. Чье-то лицо возникло у самого плеча Кори, и взгляды Кори и этого человека — взгляды их отражений — встретились.

— Подоли, плавательный бассейн… — губы говорящего, похоже, не шевелились. — Возьмите такси. В бассейне вас встретят.

— У меня нет чешских денег, — еле слышно ответил Кори, разглядывая выставку изделий из горного хрусталя.

Но человек, к которому Кори обращался, исчез.

— Не обменяете доллары на чешские кроны? — прошептал вдруг кто-то рядом с ним. — Даю тридцать крон за доллар.

Кори вынул из кармана кошелек и извлек из него десятидолларовую купюру. Обмен состоялся. Теперь в руке у Кори вместо долларов была небольшая пачка чешских денег.

По пути Кори задержался у светофора и, дождавшись зеленого сигнала, свернул на боковую почти безлюдную улицу. Здесь он снова остановился, и снова возле витрины с громадными вазами из чешского стекла. Слегка взволнованный своей новой ролью, он как бы невзначай осматривался вокруг. Словно турист, от нечего делать прогуливающийся по незнакомому городу.

По его сигналу остановилось такси.

— Подоли, — сказал Кори таксисту.

— Плавательный бассейн? — живо откликнулся тот с нью-йоркским акцентом, чем слегка удивил Кори.

В такси пахло сыростью, наверное, оттого, что пошел дождь. Кори взглянул на чешские купюры с изображением русского солдата с автоматом в руке, целующего пышущую здоровьем чешскую девушку-крестьянку.

— Вы американец? — сказал таксист. — Я догадался по тому, как вы одеты. Я работал в Нью-Йорке после войны, да вот свалял дурака, вернулся сюда навестить родителей, а обратно в Америку меня отсюда уже не отпустили. Нашим не понравилось, что я служил в Британских Военно-воздушных силах, ну, в общем, вы понимаете. Сначала меня послали на лесоповал, а потом разрешили работать таксистом. А знаете, какая у меня профессия? Фармацевт! Но им тут плевать на то, что вы знаете и умеете. Им лишь бы вы работали — и ладушки.

— А за что вас послали на лесоповал?

— Не захотел вступать в партию. Я не коммунист, а хорошую работу дают только членам партии. Сейчас вот мне причитается с вас крона восемьдесят за километр. Крону тридцать из них я сдаю государству, а остальное на бензин и мне в карман. Хочешь жить — работай по двадцать часов в сутки, а не сдюжишь — так подыхай с голоду. Моя жена тоже работает, и вместе мы не можем заработать даже сорока долларов в неделю. Вся системе ни к черту не годится, одни бюрократы сменяют других — только и всего. При Бенеше у нас еще были дельные чиновники, а теперь? Главное — быть в партии, а что у тебя за душой — никого не волнует. Им не нужны люди с мозгами, мозги считаются привилегией избранных, партийной верхушки. Эти-то живут по-людски. Я вот зарабатываю тысячу четыреста крон в месяц, а на одно пропитание нужно тысячу пятьсот. Если не принесу домой по меньшей мере двух тысяч, нам просто не выжить. Ну и приходится еще приторговывать на стороне антиквариатом. Вы, кстати, не интересуетесь, случайно?

— Нет.

— А доллары не меняете? Могу дать по двадцать пять крон за доллар. В банке дают всего семнадцать.

— Я никогда не делаю ничего незаконного в стране, где являюсь гостем, — сказал Кори, поглубже пряча в карман чешские деньги.