Искатель. 1996. Выпуск №5

— Сегодня я ничем не стану утруждать свою голову, — сказал Гиллель, — но и ты не будь слишком строга. Может быть, то, что Дотторе собирался нам сказать, не имеет никакого отношения к работе.

Карен снова предостерегающе взглянула на Кори.

— Это связано с работой, — признался он, — но не будем говорить об этом сегодня ночью. Дело закрыто.

— Какое дело?

— Не надо! — настаивала Карен.

В обрамлении длинных ресниц под густыми бровями нежно блестела радужная оболочка ее глаз. Лицо Карен казалось по-детски наивным и обиженным. Гиллель поднял руки в знак своей покорности:

— О'кей! Не буду.

В этот момент зазвонил телефон.

— Бьюсь об заклад — это его мамочка. Боится, как бы ее сыночек не умер с голоду после такого долгого поста.

К телефону подошел Гиллель.

— Вас, — сказал он, протягивая трубку Кори.

Звонил Слотер.

— Наконец-то я вас поймал! — голос Слотера переполняла с трудом сдерживаемая злость, как будто Кори нарочно прятался от него. — В университете мне отказались сообщить номер телефона Мондоро, в справочнике его тоже нет. Кто он такой? Кинозвезда, что ли? Президента Соединенных Штатов легче найти, а тут какой-то вшивый химик!

— Ладно, в чем дело? — остановил его Кори, приходя в раздражение. — Вы же нашли номер.

— Нашел, только для этого мне пришлось звонить аж в Вашингтон! — все еще бурлил Слотер.

Значит, на Гиллеля Мондоро у Слотера тоже есть досье. Кори почувствовал, что угодил в хорошо расставленную ловушку.

— Наш человек в коме.

— Вы сказали мне, что он уже несколько дней в коме, — ответил Кори, — а я сказал вам, чтобы вы не рассчитывали на меня.

— Приезжайте-ка лучше сюда — и как можно скорее приступайте к делу. Я в Медицинском институте, в кабинете доктора Куина. И химика своего прихватите с собой, хоть у него там этот Иом Кипур.

— Я ничего не могу и не хочу делать. — Кори невольно повысил голос, чтобы не уступать Слотеру.

— Неправда, хотите! Приезжайте сюда и хоть из-под земли достаньте для нас добровольца. Когда еще нам подвернется такой шанс?

— Это невозможно. Вы знаете мои возможности. — Кори взглянул на Карен и Гиллеля, делавших вид, что ничего не слышат.

— Оставьте ваши возражения при себе. — в бешенстве возразил Слотер. — Возьмите трубку, Куин, скажите ему сами. Он никак не поймет, что поставлено на карту. Ничего не могу ему втолковать.

— Слотер…

Но в трубке уже звучал непривычно взволнованный голос доктора Куина:

— Кори, мистер Слотер рассказал мне об эксперименте, который вы задумали…

— Я ничего не задумывал. Кроме того, такой эксперимент нельзя проводить немедленно, прямо сейчас.

— Этот человек, которого перевели к нам, умирает от уремии. Мы можем погрузить его мозг в азот и сохранить с помощью глубокой заморозки всего на несколько часов, чтобы вы тем временем успели подготовиться.

— Я не могу пойти на это. Вы сами знаете, каково это — приступать к эксперименту, не будучи полностью готовым к нему. Я готов лишь наполовину, а что потом?

— Я не уйду из Центра, пока не услышу звонка от вас, — резко произнес Куин и положил трубку.

— Прошу прошения, — сказал Кори, возвращаясь от телефона к стопу.

— Сейчас я принесу жареного гуся, — предложила Карен. — Вы когда-нибудь ели гуся, приготовленного по-польски, Дотторе?

Кори не ответил ей, погрузившись в размышления. Карен ушла на кухню, унеся тарелки из-под супа.

— Каким образом Куин вмешался в ваши дела? — спросил Гиллель.

Кори и ему не успел ответить: вернулась Карен и поставила на стол серебряный поднос с огромным жареным гусем.

— А ну-ка, Гиллель, разделай гуся, — сказал она и, пока Гиллель был занят тем, что выполнял ее просьбу, не отводила глаз от Кори.

— Когда мы выбирали свою профессию, — сказал Гиллель, действуя ножом с ловкостью хирурга, — мы сами ковали себе цепи. Обманывали самих себя, думая, что делаем этот выбор по собственной воле и веря в это, но оказались в западне. Наша профессия — это наша жизнь. Сущность решения научных проблем — в наслаждении, а симметрия вселенной, которая включает в себя и атом, и галактики — прекрасна.

— Прошу тебя, не надо об этом. Разве в жизни нет ничего, кроме работы? — взмолилась Карен.

— Свет или тьма? — спросил Гиллель и, не дожидаясь ответа, положил кусок гуся в тарелку Кори. — Научное исследование никогда не простит вам, если вы забудете о нем хотя бы на миг. О нем надо думать постоянно. Стоит хотя бы случайно перерезать тонкую ниточку — и уже никогда, быть может, не удастся снова связать ее концы. Капусту возьмите сами, Дотторе. — Гиллель положил следующий кусок гуся в тарелку Карен и сел. — У немцев это называют, на мой взгляд, очень удачным словом Selbstzweck — «самоцель», что-то вроде «вещи в себе». Работа — это самоцель. Когда я впервые увидел вас, Дотторе, я не мог понять вашей преданности работе и одержимости ею. Но вы на многое открыли мне глаза. Существует, наверное, только один путь, ведущий к успеху, — ваш путь.

— Не будем об этом, — насупилась Карен. — Сегодня Йом Кипур, единственный день, который мы можем отнять у ночи. И у тебя сегодня праздничный обед с Дотторе и со мной, и приготовила я его, между прочим, не на горелке Бунзена.