То ли после эпизода с Амалией, то ли из-за следственного тупика, но я утратил эластичность мысли. Именно, эластичность - она, мысль, уперлась, как бульдозер в скалу. Все собранные факты мне казались разрозненными и ничем не соединенными. Вроде архивной свалки. Короче, хаос.
В своем дневнике, который раньше вел ежедневно, а теперь от случая к случаю, записано: умный тот, кто в хаосе находит закономерность.
- Петр, есть отменный кладезь информации, который мы не используем.
- Агентура?
- Нет. Анализ известных фактов.
- Высасывать из пальца? - обозначил майор анализ известных фактов.
- Петр, давай прикинем. В поселке живет Ольшанин, психически неуравновешенный человек, на все способный. И в поселке живет якобы прорицательница-ясновидящая, тоже на все способная. Они знакомы, она его лечит. И отзывается о нем противоречиво: то шизофреником назовет, то психопатом. А как в медкарте?
- Что отсюда вытекает?
- Два обстоятельства: я схожу в сельмаг, а ты слетай на своем четырехколесном в город, в поликлинику, и возьми медкарту на Ольшанина.
Бланки прокуратуры у меня были, но запрос пришлось писать от руки. Сложнее оказалось с магазином - я не рискнул оставить следственные материалы и оружие в избе. Так и пошел в магазин, с портфелем.
При случае я люблю почитывать зарубежные детективы. Не ради сюжетов, драк и убийств, а из-за приятного, даже вкусного стиля работы и жизни полиции. Многофункциональная связь, многосильные автомобили, многозарядные пистолеты… Полицейский увешан причиндалами, как новогодняя елка… Пешком они не ходят… Кофе в участке пьют каждые полчаса: все пьют, и начальник, и оперативники, и арестованные, и задержанные проститутки. А вернулся полицейский домой? Прямиком шагает к холодильнику за пивом, которое, похоже, имеется там всегда и в избытке.
Мои размышления по дороге в сельмаг…
Интересно, ходят ли американские полицейские в магазин за пряниками? Я к тому, что в сельмаге ничего, кроме пряников, рыбных консервов и портвейна, не было. Пришлось купить: пряников для чая, рыбных консервов для еды и портвейна для деда Никифора.
Вернувшись, я начал варганить суп, разумеется, из рыбных консервов. Треска в томате. Плюс крупа и лавровый лист. Пока это все закипело, я отнес портвейн деду.
Мне показалось, что в его избе пахнет шоколадом, но это пахло грибами, которые сушились везде, где только можно было протянуть нитку. Дед отблагодарил:
- Налить стаканчик?
- Нет, спасибо.
- Смотри, а то потом скажешь, что через тын пьют, а тебя не зовут.
- Дед, ты бы лучше чай пил…
- Да я уже две кружки дегтя хватил.
- Какого дегтя?
- Да чаю, заваренного до черноты.
- Тоже вредно.
- Ты, Серега, можешь на меня стукнуть в специальные органы, но выскажусь: слабенькая у вас власть и долго не удержится.
- Это почему же?
- Потому что вместо водки портвейном торгуют.
Я поспешил, но не стучать в специальные органы, а глянуть суп. В сенцах, среди обычного навала дров, ведер и ломаных стульев, взгляд зацепил новый предмет, раньше тут не стоявший. Ружье. Я взял его и повертел. Дед мое любопытство пресек:
- Не балуй, заряжено.
- Откуда оно?
- В молодости охотничал. Двенадцатый калибр.
- Почему здесь стоит?
- Хочу продать.
Волосатому деду, гному-переростку, ружье не шло. Вот сушить грибы… Я попытался что-то прочесть по его лицу, но моргавшие глазки заморгали до того скоро и мелко, что и вовсе пропали в белесых зарослях бороды, дошедшей до глазниц. Ясно, почему продается, - не на что выпить: заказал купить бутылку портвейна, а денег не дал.
Вернулся майор с медкартой, которую я решил глянуть после обеда. Мой суп был готов. Разлитый по мискам, он горел красным жаром - видимо, две банки трески в томате на кастрюльку многовато. Майор лениво шевелил ложкой алую крупяную гущу. Я спросил чуть ли не обидчиво:
- Не нравится?
- Думаю… Сын у меня в этом году кончает школу милиции. Поступил, наслушавшись меня. И что получит?
- Вот такой рыбный суп.
- Мытарства, бессонницу, нервотрепку… Матерщину уголовников, поножовщину, стрельбу, разложившиеся трупы… Всего не перечислить.
- Петр, добавь маленькую зарплату, транспорта нет, помещений нет…
- Меня другое злит. Если вникнуть, то с преступностью мы не боремся, а делаем вид. Ловим, доказываем, арестовываем, судим - один процесс. Потом начинается второй: защита, мало доказательств, сроки скостили, условно-досрочное освобождение, амнистия… Бандит по кличке Перстень имел на счету пять трупов. Его осудили. За что? За хранение пистолета.
Он говорил, я слушал, но красный суп заметно убывал. У нас есть машина: почему бы не слетать в город и не закупить колбасы, сыру, мясной тушенки и, главное, пельменей?
- Петр, взыскания имеешь?
- От них мое личное дело распухло, как бумажник у торгаша. Включая и поощрения.
- Взыскания за что же? - усомнился я.
- На сыскной работе ямы и кочки на каждом шагу. Как-то делал обыск по поручению следователя и проворонил комнату, полную ворованных мехов.
- Как же это возможно?